военно-морским вопросам, причем в ходе переговоров он сумел добиться принятия всех выдвинутых им первоначальных предложений. Такой человек вполне подходил Гитлеру. В феврале 1938 года он сделал его министром иностранных дел Германии.
Риббентропу, в котором невежество сочеталось с манерностью и тщеславием, тоже никогда не приходило в голову координировать работу с подчиненной ему дипломатической службой. Он обычно не утруждал себя чтением письменных докладов послов и посланников. Если он и вызывал их для личной беседы, то главным образом для того, чтобы блеснуть своим превосходством. Значительная часть его энергии уходила на раздувание аппарата министерства иностранных дел до гигантских размеров. Так, например, к большому неудовольствию Геббельса, Риббентроп создал весной 1939 года свою собственную секцию пропаганды за границей; “вскоре свыше 600 человек лихорадочно трудились днем и ночью, [421] составляя брошюры и листовки, организуя радиопередачи, делая переводы с более чем двадцати иностранных языков”{797}.
Все сказанное выше нисколько не противоречит тому, что немецкая дипломатическая служба в целом являлась одним из тех рычагов, посредством которых Гитлеру удавалось оказывать давление на другие страны. Дипломаты находились в одной лодке с Гитлером и помогали двигать эту лодку вперед. Вместе с тем следует сказать, что широко распространенное мнение, будто все немецкие дипломаты являлись зловещими заговорщиками, проницательными и осведомленными участниками гигантской банды конспираторов, далеко не соответствует, а иногда и прямо противоречит действительности.
Вернемся еще раз к вопросу о деятельности управления военной разведки и контрразведки.
Во второй части книги мы несколько раз указывали на это управление, как на орган верховного командования вооруженных сил Германии, который осуществлял шпионаж и диверсии. Данное управление продолжало работу той военно-разведывательной службы, которая была создана еще в первые годы существования Веймарской республики. После 1933 года служба начала расширяться параллельно с развертыванием перевооружения Германии. С января 1935 года ее возглавлял представитель военно- морского флота Вильгельм Канарис. В 1938 году служба была реорганизована и стала именоваться управлением военной разведки и контрразведки, которое подчинили организованному незадолго до этого верховному командованию вооруженных сил Германии. В названном управлении имелся отдел внешних сношений, поддерживавший связь с министерством иностранных дел Германии, немецкими военными атташе в других странах и иностранными военными атташе, аккредитованными в Германии, а также три номерных отдела: I, II и III. Отдел I ведал вопросами шпионажа, отдел II занимался организацией саботажа и диверсий (подрыв боеспособности армий вероятных противников, [422] налаживание контакта с недовольными представителями меньшинств, выполнение специальных заданий); отдел III занимался контрразведкой. На территории Германии в штабе каждого военного округа были созданы разведотделы. За пределами Германии представители названного выше управления имелись в большинстве немецких посольств и дипломатических миссий. К началу войны во всей системе управления насчитывалось 3 - 4 тысячи офицеров, которые должны были добывать конкретные данные военного, экономического и политического характера. Правда, Канарис обещал Гейдриху, что в дальнейшем ограничится лишь шпионажем военного порядка, однако он не придерживался своего обещания. Разграничение функций существовало только на бумаге.
Начальником отдела I управления являлся полковник Пикенброк, начальником отдела II в 1939 году стал полковник Эрвин Лахузен, который возглавлял до этого австрийскую разведывательную службу.
В Судетской области отдел II завербовал значительное количество добровольцев, которые должны были содействовать немецкому нападению на Чехословакию путем осуществления диверсионных актов в широких масштабах. Обстановка в Судетах сложилась тогда таким образом, что к услугам завербованных прибегать не пришлось. Однако Лахузен сохранил эти кадры и сформировал из них группы диверсантов, которые действовали в Польше в качестве “внешней” пятой колонны. Такие группы состояли из отпетых субъектов, на действия которых в первый период немецкой оккупации Польши поступало много жалоб. В связи с этим отдел II решил объединить группы в одну войсковую часть постоянного типа. С этой целью осенью 1939 года создали так называемую строительно-учебную роту “Бранденбург” (Bau-und Lehrkompanie Brandenburg). Она получила свое наименование по месту дислокации - городу Бранденбургу на реке Хафель. Роту развернули затем в полк, а в 1942 году - даже в дивизию. Комплектовалась она главным образом из представителей немецких национальных меньшинств в других странах.
Как правило, органы разведки не имели политических связей с группами немецких национальных меньшинств, [423] а также с национал-социалистскими и фашистскими движениями в других странах. Органы разведки обычно стремились к созданию своей собственной обособленной сети агентов.
Нам трудно высказать определенное суждение относительно деятельности Канариса и личного состава возглавляемого им управления. В общем и целом эти люди способствовали немецкой агрессии, но иногда и препятствовали ей. Они тоже сидели в одной лодке с Гитлером и должны были плыть в ней в любом заданном направлении; вместе с тем среди них имелись и такие, кто с большим риском для себя пытался вызвать в этой лодке течь: достаточно вспомнить полковника Остера, предупредившего Норвегию и Голландию о предстоящем вторжении.
Важно подчеркнуть, что упоминавшиеся нами выше органы шпионажа являлись не единственными, может быть, и не самыми важными средствами, при помощи которых Гитлер со своими политическими и военными советниками получал необходимую информацию из-за границы.
Когда в ходе немецкого вторжения солдаты или мирные граждане страны, подвергшейся нападению, замечали, что противнику известны районы размещения резервов, дислокация войск и штабов, они обычно полагали, будто немцы выведали все это посредством использования, если так можно выразиться, “старомодных” шпионов.
Однако дело обстояло не совсем так. Со времени первой мировой войны сбор секретной военной информации стал в значительной своей части механизированным процессом. Каждая крупная держава располагает такими службами, которые еще в мирное время подслушивают телефонные разговоры иностранных представителей и перехватывают их телеграммы, а в военное время проделывают то же самое, перехватывая радиопередачи противника. Все секретные телеграммы и кодированные передачи стараются расшифровать. При этом не всегда удается добиться желаемых результатов, но зачастую старания увенчиваются успехом. Уже во времена Веймарской республики Германия располагала [424] специальным органом для решения подобных задач; в третьем рейхе количество таких органов довели до пяти, причем они конкурировали друг с другом. Наиболее крупный орган находился в ведении Геринга. Он именовался научно-исследовательским управлением (Forschungsamt). Данный орган, основанный в 1933 году, имел впоследствии свыше 3000 сотрудников; в период войны с Россией ему удавалось расшифровывать ежедневно 20 000 из тех 100 000 радиограмм, которыми обменивались между собой русское верховное командование, командование фронтов, армий, корпусов, дивизий, а также командиры более мелких подразделений. Для того чтобы с точностью установить, какие войсковые соединения наступают или собираются наступать на немецкие войска, Гитлеру не требовалось иметь в Советском Союзе ни одного шпиона.
“Расшифровка радиопередач противника представляла исключительную ценность для всего ведения войны. Мы оказались в состоянии раскрыть почти все неприятельские коды и шифры. Военная информация о противнике в значительной степени, а в некоторые периоды даже в большей своей части базировалась на радиоразведке”{798}.
