деньги легко находят путь к ученым, законникам, служителям бога и превращают королей в тиранов.
В девятой песни Камоэнс гневно разоблачает церковников, «обирающих народ убогий и прислужничающих тиранам без смущенья».
В соответствии с канонами эпического жанра эпохи Ренессанса последняя, то есть десятая, песнь поэмы завершается заключением. В нем Камоэнс снова обращается к королю Себастиану. Характерен тон обращения. Поэт сообщает, что заканчивает свое повествование, так как «отечество скорбит под властью скверны, стяжательством отравлено безмерным». Он предстает перед королем не как робкий проситель, а как первый поэт страны, увлекавшийся «чудесной наукой», почитавший «благих искусств законы» и имеющий за плечами «опыт жизни горестной и честной». Камоэнс гордо заявляет, что «не каждый под родными небесами отмечен столь высокими дарами». В десятой песни мы видим апофеоз ренессансной личности. Нищий поэт обращается к королю на равных, как личность всесторонне развитая, умудренная знаниями, наделенная талантами и безгранично преданная Родине. Поэт призывает Себастиана обратить внимание на тех из подданных, кто бескорыстно служит отчизне, и приблизить их к престолу. Он желает, чтобы король вел такую политику, которая бы вызвала уважение к Португалии со стороны прочих стран Европы. В самом конце поэмы Камоэнс обещает воспеть грядущие подвиги короля и прославить его так, как Гомер прославлял Ахилла.
По канонам Возрождения поэма имеет обширный мифологический план. Португальцам покровительствует Венера, видящая в них своих верных поклонников, а противодействует им Вакх. Порой мифологическая линия заметно отягощает повествование — современному читателю, вероятно, не всегда покажутся интересными обширные описания советов богов, речи Вакха, рассказы о его интригах против португальцев. Однако часто эта же самая линия украшает повествование и вносит в него живость и разнообразие.
Одно из самых прекрасных мест поэмы — описание острова Любви, послужившее, по словам Вольтера, образцом для острова Армиды в поэме Тассо «Освобожденный Иерусалим». Вольтер, в целом восхищавшийся «Вергилием Португальским», упрекал его за то, что в «Лузиадах» описания персонажей античной мифологии соседствуют с пропагандой христианства. «Главное намерение португальцев по учреждению торговли состояло в распространении веры, писал великий просветитель и борец против церкви, — и Венера берет на себя успех сего предприятия. Такой вздор обезображивает в глазах благоразумных читателей все сие творение».18
Но дело в том, что Камоэнс как художник и мыслитель Возрождения воспринимал мир многогранно. В «Лузиадах» Венера и ее окружение как бы дают читателю отдых после рассказов о «делах давно минувших дней», событиях португальской истории.
В мифологических описаниях Камоэнса постоянно чувствуется авторская ирония. В самом переплетении античной мифологии с христианской идеологией, справедливо подмеченном Вольтером, заключается своеобразное обаяние «Лузиад». Поэт вводит остроумную развязку мифологической линии в своей поэме: в конце повествования, когда Фетида показывает Васко да Гаме картину мироздания, она объясняет ему, что древние боги — «исчадье небылиц невероятных» — пребывают только на небесах в виде названий планет. Кроме того, античная мифология привлекалась поэтом еще и потому, что он все время исходил из сопоставления своих героев с героями «Одиссеи» и «Энеиды»; уже в первой песни «Лузиад» он заставил Юпитера провозгласить, что португальцы «превзойдут и греков, и троянцев», и в дальнейшем подчеркивал, что португальцы побывали в тех землях, что не довелось увидеть мореплавателям античности, и наблюдали на море такие явления — морской смерч, огни святого Эльма, поророку — о которых не имели представления древние философы.
Первые две песни повествуют о том, как флот Васко да Гамы столкнулся с недружественным отношением жителей Восточной Африки — острова Мозамбика и Момбасы — и как наконец португальцы прибыли в Малинди, где к ним отнеслись дружелюбно, дали им кормчего, знающего путь к Малабарскому побережью Индии, и снабдили флот всем необходимым. Камоэнс с негодованием описывает негостеприимных африканцев и оправдывает действия, предпринятые в отношении их Васко да Гамой. На этом основании реакционные круги Португалии пытались объявить Камоэнса певцом колониализма, а день его памяти — 10 июня (условно датой смерти поэта принято считать 10 июня 1580 г.) — португальские фашисты провозгласили «днем расы». Однако Камоэнс никогда не был расистом.
Нельзя забывать, что воспетый им Васко да Гама действительно был героической личностью, а участники его путешествия сознательно решились на бесчисленные трудности и лишения. Достаточно сказать, что в начале экспедиции у Гамы, по разным подсчетам, было от 140 до 170 человек и 4 корабля, а вернулись из Индии 54 человека и 2 корабля.
В конце плавания умер брат Васко да Гамы — Паулу, образ которого занимает видное место и в поэме «Лузиады». Многие участники плавания умерли от цинги.
Спору нет, вслед за Васко да Гамой в Африку и Индию явились вооруженные до зубов колонизаторы, принесшие рабство и горе местному населению. Но первооткрыватели морского пути в Индию были подвижниками, доказавшими безграничность человеческих возможностей. Кроме того, можно вести споры о поступках реального Васко да Гамы. Но что касается образа, созданного Камоэнсом, двух мнений быть не может: его Гама — человек, беззаветно и бескорыстно преданный Родине, герой, движимый высокой идеей, великий мореплаватель, стоящий на уровне передовых знаний своего времени. В беседе с королем Малинди Гама подчеркивает, что португальцы «не из тех, кто на града и веси огонь и меч бесстыдно налагает и, алчностью пороча поднебесье, последний хлеб у нищих отбирает».
Надо учесть, что португальцы с самого начала не ставили перед собой цель завоевания Индии — они прекрасно сознавали, что не смогут удержать за собой столь обширные территории. Португальцы желали нарушить монопольное право арабских и турецких купцов на торговлю традиционными восточными товарами — прежде всего пряностями.
Видный португальский историк-марксист Арманду Каштру утверждает, что отношения, установившиеся между португальцами и индийцами, нельзя считать «в полной мере колониальными отношениями, потому что здесь не было использования природных богатств страны путем эксплуатации местной рабочей силы. Было другое — существование центров торговли, которые поддерживались разветвленной сетью экономических центров и укрепленных военных пунктов… Фактически, португальцы на Востоке не занимались прямой эксплуатацией производства пряностей и других колониальных товаров: они приобретали их путем обмена и получали значительные доходы, благодаря разнице между закупочными ценами и ценами продажи этих товаров в Европе».19
Камоэнс говорит, что изначально Васко да Гама относился с полным доверием к обитателям Африки и Индии, и показывает, что всегда причиной ссор португальцев с индийцами было подстрекательство мусульманских купцов, враждебно встретивших конкурентов из Европы.
У поэта не чувствуется никакой злобы или расовой ненависти к населению Африки или Индии. Он подробно описывает лодки и наряды мозамбикцев, облачение короля Малинди, с уважением и с явным желанием понять психологию индийцев рассказывает об их быте и нравах.
Очень серьезно и совсем не так, как человек, одержимый расистскими предрассудками, Камоэнс сообщает португальцам о новых землях. Не довольствуясь личными впечатлениями, он поставил свой труд на солидную научную основу, изучив прежде всего такие фундаментальные работы, как «Декады» Жуана де Барруша и Диогу ду Коуту, «История открытия и завоевания Индии» Каштаньеды, «Беседы о лекарственных травах и медикаментах» Гарсии де Орты. С симпатией и восхищением описывает поэт обитателей Малинди.
Более сложным является отношение Камоэнса к маврам. Он неоднократно наделяет их отрицательными эпитетами, призывает короля Себастиана обрушить на Марокко карающую десницу, так как многим португальцам казалось, что закрепление в Марокко спасло бы христианские земли от мавританских набегов.
Нельзя не видеть в этой неприязни настроений тех европейцев, которые получили государственную независимость в результате Реконкисты, тем более что в XV-XVI вв. усиление турецкой экспансии в Европе заставляло их опасаться новой агрессии с Востока. Однако есть в «Лузиадах» и благородный мавр Монсаид, и идеализированный образ просвещенного монарха — короля Малинди, которого поэт также называет мавром.
В десятой песни поэмы, в рассказе об Африке, у Камоэнса есть слова о не развращенных цивилизацией
