храм.
— Да нет, меня не слишком волнует религиозная сторона вопроса. — пояснял он Коринне. — Но взгляни на устаревшую технологию строительства! Здесь, на западе, вместо мрамора они используют кирпич или даже грубый известняк, а вместо каменный колонн — деревянные! Поражаюсь, как эта развалина до сих пор не обрушилась! А эти крошечные терракотовые элементы вокруг антаблемента! Таково влияние этрусков…
А неподалеку с выражением безразличного смирения стоял Софрон, почесывая блошиный укус. Телохранитель Коринны, казалось, предано исполнял свои обязанности. Однако разума подобного тому, каким он обладал — совершенно не отягощенного мыслями — Зопириону встречать не доводилось. На корабль они пришли последними и нашли капитана в еще худшем настроении, чем обычно.
— Клянусь зубами Танит! — ревел Ифбаал. — Мы ждем вас целый египетский час! В следующий раз мы отплывем без вас, и плевать, что с вами будет!
Велия была на расстоянии дня пути дальше по побережью, за мысом Посейдона. Когда корабль покинул Посидонию, оживленный береговой бриз отнес их далеко в море, пока берег не растаял пестрой полоской оливково-коричневого цвета, вытянутой вдоль горизонта. Экипаж под резким углом повернул «Муттумалейна» к берегу, желтый парус взяли на гитовы: теперь он располагался почти вдоль продольной оси судна. Но не прекращающийся северный ветер относил корабль все дальше от берега. Гафвинд [37] кренил палубу, однако корабль шел устойчивее, чем прежде.
— Не слишком ли далеко мы отплыли от берега? — улучив момент, когда Асто был один, по-финикийски спросил Зопирион.
— Не бойся, — успокоил его Асто. — Ветер так или иначе сменится береговым. В худшем случае проведешь ночь на палубе. На самом деле следует опасаться только сильного шторма у скалистого берега. Если парус новый, то есть возможности для маневра. Но с таким как у нас — старым и обвислым, наши кости будут обгладывать крабы.
Большинство пассажиров чувствовало себя гораздо лучше, чем вчера. Певец Гиппомедонт кусочком уголька начертил на палубе клеточки и играл с телохранителем Софроном в шашки, вместо фигур используя белые и черные бобы. Погода разгулялась настолько, что Зопирион снял кожаные фракийские сапоги и надел сандалии. Порывшись в сумке, он нашел небольшую коробку с настольной игрой «Священный путь» и принялся учить играть в нее Сеговака. Кельт оказался способным учеником, но отчаянно азартным игроком.
— Зопирион, дорогой, а не оживить ли нам игру, сделав по небольшой ставке? — сыграв несколько раз, спросил Сеговак.
«Ну что ж, в этом нет ничего страшного», — подумал Зопирион.
— Отлично. Ставлю обол на следующий кон, — и он бросил кость.
В игре «Святой путь» часто случались внезапные повороты судьбы. Зопирион уже привел одну из своих фигур в дом и взял в плен три фигуры Сеговака, когда кельт, в распоряжении которого оставалась лишь одна фигура, взял фигуру Зопириона, потом другую, а через некоторое время у Зопириона не осталось на доске ни одной фигуры.
Следующие две игры прошли по такому же сценарию. Проиграв три обола, Зопирион забеспокоился. Разница в пол-обола могла существенно повлиять на наличие или отсутствие обеда в один из прекрасных дней. Юноша очень обрадовался, когда кельт поднял глаза и произнес:
— Хвала богам, мы поворачиваем обратно к земле! А я уже начал было опасаться, что мы подплывем к краю мира и свалимся с него!
— Судя по последним теориям, мир бескрайний. Он круглый, как мяч.
— Да брось ты! Если бы он был круглый, с него стекла бы вниз вся вода!
— Нет, не стекла бы, потому что «низ» — это направление к центру земли. Иными словами, если бы ты был от меня на противоположной стороне земли, твой «низ» для меня был бы «верхом» и наоборот.
— Может, не стоит подшучиваешь над бедным необразованным кельтом, а? Каждый знает, что «верх» — это верх, а «низ» — это низ. Разве возможно, чтобы каждый из них одновременно был и своей противоположностью?
— Представь, что мы стоим по обе стороны от мачты. В этом случае она находится к югу от тебя и к северу от меня. И если нас спросят, в какой стороне мачта, мы дадим ответы, отличные друг от друга. Но оба окажемся правы.
Сеговак кивнул.
— Со всем уважением к тебе и твоим знаниям, я все-таки не верю. А потом умные греки придут к выводу, что не духи навлекают на людей болезни, или что человек произошел от обезьян.
— Вполне возможно. Один философ уже выдвинул теорию, что человек произошел от рыбы.
— Ага! Среди вас простой человек не может чувствовать себя уверенно. Даже если ты в чем-то абсолютно уверен, обязательно появится бездельник вроде тебя и выведет из душевного равновесия заявлениями вроде «это совершенно не так». — Кельт зевнул и потянулся. — Посплю-ка я чуток, пока эти теории не начали бродить у меня в голове.
Как и предсказывал помощник капитана, подул северный ветер. На закате «Муттумалейн» бросил якорь в одной из превосходных гаваней Велии. В ней стояли на якоре или лежали на берегу рыболовецкие суда и торговые корабли. У некоторых еще не был закончен ремонт после зимовки: там и здесь сновали люди, конопатили и красили корпуса, чинили оснастку.
Люди с «Муттумалейна» устало двинулись в город. Их взглядам открылась обширная равнина, плотно застроенная домами. Хмуро стояли стены, а над ними возвышался акрополь с храмом на вершине.
— Я не предполагал, что Велия — такой крупный город, — заметил Зопирион.
— Да, это так, — ответила Коринна. — Он стоит в одном ряду с Тарентом и Неаполем. Жители Велии называют ее Западными Афинами, и во многом из-за ее философов.
— Здесь мы должны, наконец, подыскать подходящее жилье. Кстати, кто видел легендарную жену капитана Ифбаала?
— Я не видел. Начинаю думать, что женщина мертва, а у него мания возить с собой ее тело, — предположил певец Гиппомедонт.
Сеговак, будто внезапно проснувшись, добавил:
— Если эта несчастная на самом деле мертва, то скоро мы об этом узнаем.
— Если только он ее не засолил, как засолили дядю госпожи Коринны — заметил Гиппомедонт. — Я знал одного человека, который настолько любил труп, что…
Музыкант замолчал, заметив Ифбаала, трусившего мимо них на взятом внаем осле. Капитан ехал, низко склонив голову, а с лица не сходило обычное озабоченное выражение.
— Он отправился в город к купцу, торгующему соленой рыбой.
На этот раз путешественники остановились в хорошей гостинице с отдельными комнатами для женщин. Сидя в таверне гостиницы, Гиппомедонт настроил лиру и запел чистым тенором.
Певец послал по рядам свою шляпу, и в этот момент в дверях показался капитан Ифбаал.
— Завтра мои люди могут поспать подольше, — как всегда грубовато произнес он. — На рассвете, когда откроется рынок, пополним запасы рыбы, а потом сразу же отплываем. Не опаздывайте!
Утреннее солнце теплым светом заливало агору [38] Велии, где торговцы пирогами и кровяной колбасой раскладывали на прилавках свой товар, продавцы жареных орехов и горячей душистой воды разжигали свои жаровни. Торговцы раскладывали на прилавках товары; распевались, подготавливая свои голоса к дебатам, ораторы; нищие тянули свои жалостливые просьбы, предсказатель судьбы приготовил изрядно потрепанный череп и прочие магические атрибуты. Разминался жонглер, подкидывая мячики, а хозяин дрессированного медведя завтракал вместе с питомцем буханкой хлеба.
