предложил Зопирион.
— Превосходно! Мой брат не ошибся, определив тебе должность, на которой ты должен искать средства и способы решения различных проблем. Спокойной ночи!
Зопириону пришлось устроиться в одной палатке с несколькими стратегами, расположенной неподалеку от ставки главнокомандующего. Оставив слугу распаковывать багаж и передав лошадь рабу-конюху, юноша отправился пешком в расположение войск артиллерии. Из Сиракуз выехали тридцать три катапульты на специальных повозках, три из которых так и не смогли закончить путешествие: у двух сломались повозки, а третья сломалась, когда повозка опрокинулась. Предполагалось, что они должны будут подъехать с некоторым опозданием. Однако Зопирион был почти уверен: возницы постараются найти любые причины, чтобы задержаться в пути и приехать по завершении военных действий.
— Где стратег Сеговак? — обратился он к воину.
— В той большой палатке, — показал тот.
Зайдя в палатку, Зопирион увидел Сеговака: он сидел на койке в обнимку с бутылью вина. Кельт поднял на друга затуманенный взгляд.
— Клянусь рогами Кернунна, это мой старый друг Зопирион! Как дела у храброго тарентийского парня, такого красивого и одетого в великолепные доспехи?
— Я ужасно устал, ты не мог бы…
— Конечно, конечно! Наливай! Или нет, давай я тебе налью. В палатке редко когда удается насладиться утонченной беседой со старым другом., — Сеговак икнул. — И вот ты здесь. И видишь перед собой солдата в полностью разобранных чувствах. Уже который день я сижу на заднице: безделье абсолютное. Не удивительно, что приходится коротать время за бутылкой вина.
— Да, полный крах!
— Да уж точно! Но… Я думал, что ты сопровождаешь архонта в опустошительном набеге на земли проклятых финикийцев. Каким ветром тебя занесло к нам?
— Прибыл с донесением для Лептиния. А Дионисий приедет завтра.
— Удалось ли ему взять города, как он и планировал?
— Нет. Он снял осаду Интеллы и во главе войска идет сюда. Дионисий узнал, что суфет Гимилк ведет на помощь Мотии карфагенский флот.
— Этот парень атаковал Сиракузы? Здесь ходят разные слухи, вплоть до того, что он взял город и перерезал всех жителей.
— Нет. Гимилк совершил лишь набег на гавань Сиракуз. Пустил на дно немало торговых кораблей, но даже не пытался высадиться на берег. Потом зашел на переоснастку и ремонт в Карфаген, а теперь держит курс сюда. А как дела с катапультами?
— С ними все прекрасно, чего нельзя сказать о людях. Мне бы хотелось провести несколько практических занятий стрельбы по мишеням, однако в бухту нам нельзя стрелять, чтобы не расходовать понапрасну снаряды, а по направлению к берегу стрелять тоже нельзя из опасения случайно зацепить наших солдат. У тебя есть какие-либо приказы на этот счет?
— Все приказы предназначались Лептинию. Однако тебе стоит узнать о распоряжении, имеющем к тебе непосредственное отношение. Архонт хочет поставить катапульты вдоль берега между стоящих у причала трирем в узкой части входа в залив. Он хочет установить половину на этом берегу, а другую — у Агифаллоса.
— Хм, — Сеговак дернул себя за ус. — Ты случайно, не принес для меня приказа в письменной форме?
— Нет. Все у меня в голове.
— Ты хочешь сказать, что долгие вечера, которые можно было посвятить любовным утехам с белокурыми красотками или провести за стаканом доброго вина, я корпел часы над странными значками, своим видом напоминающими рыболовные крючки, вилы или клопов, и теперь могу прочитать приказ, а ты так просто передаешь его мне!
— Не унывай, дружище, ты очень скоро найдешь применение полученным навыкам чтения и письма! Думаю, тебе стоит привести свой отряд в состояние готовности, но клянусь Герой, не нужно до получения приказа от Лептиния передвигать катапульты. Дионисий придает слишком большое значение, кто и кому передает приказы. Он постоянно говорит о необходимости соблюдать субординацию.
На следующее утро подул южный ветер из африканских пустынь, покрывая все — людей, животных, палатки — толстым слоем пыли, вздымая огромные волны у входа в залив. На расстоянии полета стрелы ничего не было видно. В результате до наступления темноты, когда на дороге вдоль побережья появилось войско Дионисия, на воду были спущены только три триремы.
Впереди, то и дело посылая лошадей в галоп, заставляя их делать курбеты и караколи, с пронзительными криками, ехала легко вооруженная конная разведка. За ней двигалась многотысячная кавалерия Дионисия. Тиран ехал во главе войска на огромном черном жеребце: будто божество в отполированной до блеска железной кирасе и ниспадающем алом плаще. Обычная лошадь не выдержала бы тяжести его доспехов. Поговаривали, жеребца контрабандой привезли из Персии, где такие лошади были специально выведены для могучей кавалерии Бессмертных. [60]
Вслед за кавалерией под звуки флейт шла пехота. Ее составляли жители Сиракуз и дружественных Дионисию городов Сицилии, тысячи наемников-варваров — сикулы луканцы, кампанцы, самниты. Здесь был даже батальон переодетых в брюки кельтов из долины Пада [61], лежащей в отдаленной северной части Италии: характерные свисающие по бокам рта усы, в руках — огромные щиты в форме эллипса, за плечами — связки дротиков, на поясе — длинные мечи.
Дионисий старался по возможности вооружать отряды наемников так как принято у них на родине, понимая, что воин будет гораздо увереннее сражаться в бою с детства знакомым оружием, нежели пусть более совершенным, но чужим, греческим. За длинными рядами пехоты в кильтах и блестящих шлемах с плюмажами, показался тысячный отряд кавалерии.
Пережидая полуденную жару в тени палатки главнокомандующего, Зопирион оказался невольным свидетелем того, как Дионисий сердито выговаривает брату за недостаточное количество спущенных на воду кораблей. Были слышны и правдивые ответы Лептиния. Юноша сходил перекусить вместе с другими предводителями и вскоре вернулся. Несмотря на ужасную усталость после долгой дороги, долгое время он никак не мог заснуть. В голове одна за другой кругами проносились идеи по усовершенствованию катапульт, тоска по семье и сомнения по поводу правильности принятого решения о поступлении на военную службу к Дионисию.
Когда заиграли подъем, Зопириону показалось, что он даже не успел заснуть. Когда он вышел из палатки, многие взволнованно смотрели и показывали в сторону горы Эрикс, на вершине которой на фоне утреннего неба пламенело алое зарево. Дионисий — воспоминание пришло к Зопириону одновременно с тянущим ощущением в животе, которое он обычно чувствовал перед сражением — приказал зажечь на горе сигнальный костер в случае появления флота Гимилка.
В течение нескольких последующих часов стратеги носились по расположению войска Дионисия, как борзые на охоте. Как и все приближенные к тирану полководцы, Зопирион передавал приказы и поручения по цепочке, по возможности успевая отвечать на вопросы, связанные с катапультами.
Катапульты установили между триремами на береговой линии. Чуть позже по команде Дионисия сотни критских лучников и балеарских стрелков, вооруженных пращами, с оружием наготове стояли на палубах военных кораблей тирана.
— Они идут! Вон проклятые финикийцы! — возбужденно указывая в море, закричали солдаты.
На горизонте показался частокол мачт флота Гимилка, будто фантастическая изгородь, раскачивающаяся в такт движениями волн. Наконец над горизонтом появились и корпуса кораблей.
Флотилия медленно приближалась, постепенно увеличиваясь в размерах. У наблюдателя с берега создавалось впечатление, будто у каждого из идущих прямо на него кораблей с каждой стороны ритмично поднимаются и опускаются в воду только три весла. Пересчитав мачты, Зопирион определил, что Гимилк ведет около сотни галер — примерно половина от числа военных кораблей Дионисия. Но, несмотря на неимоверные усилия солдат и моряков тирана, которые в такт монотонной песни рывками тянули на веревках корабли, большая часть греческих судов беспомощно лежала на берегу.
Карфагеняне подходили все ближе. Дионисий в сопровождении стратегов галопом пронесся вдоль
