неразработанного и резко отличающегося от того, каким пользуются сословия цивилизованные» (Tourguenev N. La Russie et les Russes. P., 1847. T. 2. P. 35–37); ср. в дневнике И. В. Вьельгорского: «Реформа религиозная у нас необходима и со временем будет. Монастыри женские большею частою бордели, мужские место сбора всякого роду негодяев. Священники необразованны и в удалении каком-то от прочих мирян; не пользуются уважением» (Лямина Е. Э., Самовер Н. В. Бедный Жозеф: Жизнь и смерть Иосифа Вьельгорского. М., 1999. С. 236; запись от 27 января 1838 г.). Изъяны православного духовенства, которое не имеет образования, «не принадлежит к хорошему обществу» (письмо к Чаадаеву от 19 октября 1836 г. — Пушкин. Т. 10. С. 465, 689; подл, по-фр.) и не пользуется авторитетом и уважением среди паствы, обличались французскими авторами и до Кюстина: например, в письмах французского иезуита отца Розавена, которые вместе с письмами Жозефа де Местра переписывали для себя недавно обращенные в католичество русские дамы (см.; ЛН. Т. 29/30. С. 608–609), или в книге Ансело (см.: Aneelot. Р. 184–185); о «рабской зависимости русского духовенства» и пороках в политике русского правительства по отношению к католикам писал незадолго до Кюстина д'Оррер в книге «Преследования и муки католической церкви в России» (см. примеч. к т. I, с. 6, 350) и почти одновременно с ним К. Мармье, наблюдатель вообще весьма доброжелательный (см. в его «Письмах о России, Финляндии и Польше», печатавшихся с декабря 1842 по апрель 1843 г. в «Revue des Deux Mondes», главу «Троицкий монастырь»). Критически оценивал положение священников в России и Барант: «Невозможно не удивляться, видя, что у народа, набожного до суеверности, священники не имеют ни малейшего авторитета, не пользуются ни малейшим уважением, не привлекают, так сказать, ни малейшего внимания со стороны общества. Выходцы по большей части из низших сословий, необразованные, женатые и обреченные сражаться со всевозможными обыденными нуждами, священники отправляют религиозные церемонии, но не оказывают никакого влияния на народ. <…> В России нет ни проповедей, ни влияния посредством слова, ни тесного и неизбежного союза религии с красноречием, философией и изящными искусствами <…> В настоящее время русская религия есть религия деревенская, и ничего более. <…> Если русская женщина, будь она даже умна и образованна, проникнется религиозным рвением, это вовсе не будет означать, что она возьмет себе в наставники одного из тех людей, что составляют славу духовенства, что она увлечется тем или иным проповедником, тем или иным священником; она пригласит к себе домой духовника для исповеди или чтения молитв, затем даст ему пять рублей и отправит обедать в буфетную» (Notes. Р. 66–67, 77, 68).
В начале XIX века в России было создано Библейское общество, боровшееся за перевод Библии на русский язык и его распространение, однако в 1824 г. покровительствовавший обществу обер-прокурор Синода и министр просвещения А. Н. Голицын был уволен, а два года спустя было закрыто Библейское общество и практически изъят из обращения изданный им Новый Завет на русском языке (см.: Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж, 1988. С. 147–234). Весьма вероятно, что комментируемая филиппика Кюстина навеяна информацией о враждебном отношении православных иерархов к переводу Ветхого Завета на русский язык, осуществленному Г. П. Павским и литографированному его учениками в 1838–1841 гг. (см.: Чистович И. А. История перевода Библии на русский язык: Репринт изд. 1899 г. М„1997. С. 133–207).
9
Комментарий рецензента журнала «Semeur» (20 сентября 1843 г.): «В этой истории не было бы ничего невероятного, если бы речь не шла о после: посол дождался бы конца литургии и заснул лишь после этого».
10
Д. Лиштенан отмечает почти дословное совпадение этой характеристики Николая I с той, какую дал ему анонимный автор статьи в «Revue de Paris» (1841, т. 25): «Да, это деспот; у императора Николая есть два совершенно разных лица, нимало между собою не схожих; я видел оба и хочу их описать. Тот, кто видел императора лишь однажды, его не знает. Это двуликий Янус: с одной стороны — мрачная воинственность; с другой — кроткое миролюбие» (цит. по: Liechtenhan. Р. 120).
11
Речь идет о тайном «Содружестве польского народа», ячейки которого были созданы Шимоном Конарским (1808–1839) на Украине, в Белоруссии и в Литве; в 1838 г. организация была раскрыта, и весной следующего года Конарского расстреляли (см. о нем: РА. 1870. Кн. 1. С. 241–263). Источником сведений Кюстина об этом тайном обществе, помимо французских газет, мог быть и князь Козловский, летом 1839 г. обсуждавший судьбу Конарского и страдания поляков с А. И. Тургеневым: «Конарский умер как герой, но погубил многих <…> они хотели типографиями приготовить умы к будущему возрождению <…> Нет семейства <в Польше>, которое не проливало бы слез, не оплакивало сына, либо обреченного на жизнь в изгнании, либо угнанного в солдаты <…> нищета повсюду крайняя <…> имения отбирают по первому подозрению» (РО ИРЛИ. Ф. 309. № 706. Л. 2 об., 6; подл, по-фр., кроме слов, выделенных курсивом; Тургенев пересказывает слова Козловского в своих письмах к брату от 4 и 10 июня 1839 г.).
12
Примечание Кюстина к третьему изданию 1846 г.; «Разве в одном из опровержений на мою книгу меня не называют якобинцем?»; имеется в виду Греч, утверждавший, что кюстиновские насмешки над единением императора и народа были бы уместны в устах бешеного якобинца, соратника Робеспьера, но звучат крайне странно в устах маркиза (Gretch. Р. 38–39).
13
Примечание Кюстина к третьему изданию 1846 г.: «Император уберег меня от этой беды».
14
Примечание Кюстина к третьему изданию 1846 г.: «В опровержение этого пассажа были написаны книги и произнесено немало речей, но истина рано или поздно всегда торжествует».
15
Реминисценция из басни «Волк и ягненок», где волчье правосудие исчерпывается формулой: «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать» (пер. И. А. Крылова).
