«Дай Бог, чтобы плодом нынешней войны сделалось подобное преображение европейской части Турции».
372
На самом деле Кюстин провел в России около двух с половиной месяцев; в третьем издании он указал в этом месте срок, более близкий к реальности — три месяца.
373
Комментарий Греча: «Минин и Пожарский всегда почитались на Руси как герои; испокон веков история, поэзия и изящные искусства прославляли их великие деяния. Сходство — вплоть до совпадения дня и месяца — обстоятельств 1812 года с событиями двухсотлетней давности показалось, естественно, добрым предзнаменованием. Бородинская битва состоялась 24 и 26 августа, и точно в эти дни два века назад (в 1612 году) Пожарский разбил врагов отечества. Если французы впервые услышали о Минине и Пожарском в 1812 году, кто в этом виноват?» (Gretch. Р. 103–104).
В самом деле, интерес к Минину и Пожарскому возник еще до начала войны 1812 г. Так. H. М. Карамзин в 1802 г. в статье «О случаях и характерах в российской истории, которые могут быть предметом художеств» предлагал поставить статую Минина в Нижнем Новгороде, а в 1803 г. член Вольного общества любителей словесности, наук и художеств В. Попугаев внес предложение о сборе пожертвований на постановку памятника Минину и Пожарскому. Скульптор И. П. Мартос, автор памятника, установленного на Красной площади в 1818 г. (см. примеч. к наст, тому, с. 148) создал первоначальный проект его в 1804 г., причем модель эта была показана на выставке в Академии художеств и обсуждалась в печати; памятник двум героям планировали установить в Нижнем и в январе 1809 г. даже открыли подписку, но затем вновь избрали местом для его установки Москву, и 20 октября 1811 г. Александр подписал рескрипт о начале работ (см.: Ковалевская ?. М., И. П. Мартос. М.; Л., 1938. С. 68–75). События 1612 г. легли в основу поэмы С. А. Ширинского-Шихматова «Пожарский, Минин, Гермоген» (1807) и трагедии М. В. Крюковского «Пожарский» (1807). Война 1812 г., естественно, еще больше оживила этот интерес к героям, изгнавшим поляков из Москвы: русские публицисты начали охотно сравнивать происходящее с событиями двухсотлетней давности и «к поддержанию вскипевшего духа народного вызывать <…> имена Минина и Пожарского <…> и русский быт их времени» (Глинка С. Н. Записки о 1812 годе // 1812 год в русской поэзии и воспоминаниях современников. М., 1987. С. 402). О параллелях между антипольскими настроениями 1612 года и антифранцузскими настроениями, возникшими в русском обществе еще до войны 1812 года, см. Зорин А. Л. «Бескровная победа» князя Пожарского // НЛО. 1999. № 38. С.111–128.
374
Примечание Кюстина к третьему изданию 1846 г.: «Начиная с 1839 года я видел спасение мира лишь в тесном союзе Франции и Австрии. Разнообразные предрассудки отсрочивают окончательную победу этой политики, но рано или поздно она восторжествует — это неизбежно». Это рассуждение о политических союзах — реплика Кюстина в весьма оживленном споре о «естественных союзниках» Франции, который в конце 1830 — начале 1840-х гг. вели французские журналисты на страницах газет, а французские политические деятели — в палате депутатов. Точку зрения Кюстина разделяли далеко не все; были авторы, убежденные, что единственный возможный союзник для Франции — Россия: ведь эти две страны удалены друг от друга, поэтому у них нет поводов для прямого столкновения, и каждая может завоевывать земли — первая в Северной Африке, а вторая в Азии — без ущерба для другой; вдобавок у обеих общий противник — Англия (эти аргументы изложены, например, в анонимной статье «Письма секретаря посольства о современных ораторах и публицистах. Г-н Тьер» — France litteraire. 1841. T. 4. P. 6ф — 81). Об этих тенденциях во французском обществе и политической элите знали в России; в Отчете III Отделения за 1841 год говорится: «В прошедшем году Моген — (либеральный член палаты депутатов) доказывал в одной речи, что Франция должна воевать не против Европы, а против Англии, представляя возможность союза с Россиею. Эта речь весьма одобрена была французскою публикой, сильно восстановленной против Англии июльским трактатом (первой Лондонской конвенцией по восточному вопросу, которую подписали 15 июля 1840 г. Англия, Австрия, Россия, Пруссия и Турция без участия Франции; см. примеч. к т. I, с. 134) <…> Даже Лаффит (банкир-либерал), которого называют гением-покровителем республиканцев, говорит, что если бы он был главою правительства, то, кроме чести Франции, он бы всем пожертвовал, дабы заключить союз с Россиею. Одно только это государство, по его мнению, может почесться самостоятельным и действовать независимо от прочих» (ГАРФ. Ф. 109. Chi. 223. № 6. Л. 91–92). С другой стороны, серьезные и красноречивые защитники имелись и у союза Франции с Германией: так, В. Гюго в обширном «геополитическом» заключении к книге «Рейн» (вышла в январе 1842 г.) утверждал, что для равновесия Европы и всего мира необходимо согласие двух великих стран, расположенных на обоих берегах Рейна — Франции и Германии, которые совместно будут противостоять двум странам-завоевательницам: Англии и России. Вслед за Кюстином (хотя и без ссылок на него) ревностным сторонником франко-немецкого союза (и противником союза Франции с Россией) выступил в 1844 году Марк Фурнье в брошюре «Россия, Германия и Франция. Разоблаченная политика России, на основе заметок старого дипломата» (1844; см. о ней примеч. к т. I, с. 198); в ней автор утверждает, что «Франция и Германия, дополняя друг друга, сделаются совершенным выражением новой Европы» (р.163). Ср., напротив, статью Ф. И. Тютчева «Письмо доктору Густаву Кольбу» (Россия и Германия) (1844), в которой возможный франко-немецкий союз интерпретируется в контексте общеевропейского заговора против России.
375
Без сомнения, речь идет о Петре Яковлевиче Чаадаеве (1794–1856) и его первом «Философическом письме», которое было опубликовано (в переводе с французского) в «Телескопе» (1836. № 15).
376
Как уже отмечалось (см.: Cadot M. Tchaadaev en France // Revue des Etudes slaves. 1983. T. 55. Fasc. 2. P. 269), подобного текста y Чаадаева нет; в сочинениях Чаадаева отыскиваются лишь самые общие соответствия тем идеям, какие приписывает ему Кюстин (см., например, в письме шестом рассуждения о христианском обществе, которое «при всех переворотах <…> не только не утратило ничего в своей жизненности, но с каждым днем еще растет в силе» — Чаадаев П. Я. Полн. собр. соч. и избранные письма. М., 1991. Т. 1. С. 403). Вопрос о знакомстве Кюстина с реальными текстами Чаадаева, а не только с устной легендой, остается открытым. Сочинения Чаадаева на французском языке были впервые изданы в 1862 г., после смерти Кюстина; «телескопская» публикация оставалась ему недоступна, так как он не знал русского языка. Сама приблизительность пересказа и ошибочное именование журнальной публикации, вызвавшей скандал и навлекшей на автора гонения, книгой, свидетельствуют о том, что Кюстин знал о Чаадаеве с чужих слов.