случае я и отважусь предъявить их), то на третий день дела будут улажены и я верну то, что принадлежит мне по праву. Что же касается моих капиталовложений, то на четвертый день я представлю проект, который окажется либо приемлемым, либо неприемлемым и будет либо принят, либо я получу отказ.
Так пройдет пять дней… Шестой, седьмой и восьмой день я посвящу осмотру достопримечательностей Мадрида. На девятый день я предамся отдыху. На десятый день я закажу место в дилижансе, и если все дела будут сделаны, то я и отправлюсь в обратный путь. Таким образом у меня в запасе окажется еще четыре-пять дней.
Когда Сан-Деле, излагая свои планы, дошел до этого места, я едва сдерживал приступ смеха, который вот-вот готов был вырваться из моей груди, и хотя из чувства такта мне удалось подавить неуместную веселость, все же у меня не хватило сил скрыть улыбку, знаменующую крайнюю степень удивления и глубокое сострадание к опрометчивым планам моего собеседника.
– Позвольте, господин Сан-Деле, – начал я полушутя, полусерьезно, – позвольте пригласить вас через полтора года вашего пребывания в Мадриде отобедать со мной.
– Как это понимать?
– А так, что через полтора года вы все еще будете здесь.
– Вы шутите?
– Нисколько.
– Разве я не смогу уехать, когда мне вздумается? Может ли это быть?
– Помните, что вы не у себя на родине, где все люди Деятельны и энергичны.
– О, я знаю: испанцы, которые много путешествовали за границей, приобрели странную привычку дурно отзываться о своей стране, чтобы доказать свое превосходство над соотечественниками.
– Как бы то ни было, я уверяю вас, что за две недели вы даже не сумеете встретиться ни с одним из тех людей, которые помогли бы вам оформить дела.
– Ну, это вы уже преувеличиваете. Я постараюсь сообщить им свою энергию.
– Скорее они сообщат вам свою инертность.
Я понял однако, что господин Сан-Деле не сдастся, пока не убедится на собственном опыте в правдивости моих слов. Тогда я умолк, глубоко уверенный в том, что события не замедлят подтвердить мои прогнозы. На следующее утро мы вдвоем отправились на поиски генеалога, расспрашивая всех друзей и знакомых, где бы нам найти его. Наконец мы его нашли. Этот милейший господин, ошеломленный нашей поспешностью, прямо заявил, что нужно повременить. Мы настаивали, и генеалог только из большой любезности согласился дать нам нужные сведения через несколько дней. Я улыбнулся, и мы ушли. Прошло три дня. Мы снова отправились к нему.
– Зайдите завтра, – сказала нам служанка, – сеньор еще не встал.
– Зайдите завтра, – сказала она нам в следующее посещение, – барин только что вышел.
– Зайдите завтра, – сказала та же самая служанка на третий день, – сеньор изволит отдыхать.
– Зайдите завтра, сеньор на бое быков, – таков был ответ в следующий понедельник.
Когда, в какие часы можно все-таки увидеть испанца? Наконец мы его увидели.
– Зайдите завтра, – сказал он нам, – я совершенно забыл о вашем деле. Зайдите завтра, еще не готово.
Через две недели все, наконец, было готово. Но оказалось, что мой друг просил навести справку о некоем Диесе, а справка по ошибке была заготовлена на Диаса. Предчувствуя новые испытания, я все же ничего не сказал о них моему приятелю, который уже совершенно отчаялся когда-нибудь установить свою родословную.
Само собой разумеется, что после такой неудачи нечего было и думать о предъявлении прав на наследство.
Для оформления промышленных и торговых сделок, которые, по его мнению, могли принести большую пользу стране, необходимо было разыскать переводчика. Переводчик проделал с нами то же самое, что и специалист по вопросам генеалогии, и до конца месяца «кормил нас завтраками». Мы установили, что для ежедневного пропитания ему очень нужны были деньги, и все же он никак не мог выбрать время, чтобы их заработать. Переписка бумаг шла с такими же точно проволочками; кроме того, переписчик наделал в копиях массу ошибок. В нашей стране едва ли найдешь переписчика, который сумел бы без ошибки снять самую простую копию.
Но на этом дело не кончилось. Портной, которому заказали фрак, потратил на работу двадцать дней, хотя его просили сделать за сутки. Сапожник заставил себя ждать так долго, что пришлось купить готовые ботинки. Гладильщица две недели провозилась с одной сорочкой. Шляпник, которому было велено поправить поля шляпы, продержал ее двое суток, а сеньор Сан-Деле вынужден был пока что сидеть дома.
Его друзья и знакомые не являлись на свидание в назначенное время, не удосуживались известить об отмене визита и не находили нужным отвечать на его записки. Какая внимательность! Какая точность!
– Ну, что вы теперь скажете об этой стране, господин Сан-Деле? – спросил я его, имея в виду все пережитые им злоключения.
– Мне кажется, что это весьма странные люди…
– И все остальные точно такие же: они предпочитают вовсе не есть, лишь бы не утруждать себя обременительным процессом приема пищи.
Но вот через несколько дней француз представил отличный проект, суливший немало выгод для одной из отраслей нашей промышленности.
На четвертый день мы отправились узнать о результатах.
– Приходите завтра, – сказал нам привратник, – столоначальник еще не пришел.
«Очевидно, его задержало какое-то важное дело», – подумал я про себя.
Мы решили пройтись и совершенно неожиданно встретили… столоначальника, который преспокойно разгуливал по парку Ретиро со своей супругой, наслаждаясь ласковыми лучами зимнего мадридского солнца.
Следующий день был вторник, и привратник сказал нам:
– Приходите завтра. Сегодня нет приема.
«У столоначальника масса неотложных дел», – подумал я.
Так как я по своей природе сродни колдуну и черту, то никого не удивит, что я решился заглянуть в замочную скважину. Как раз в этот момент его превосходительство стряхивал пепел сигары в камин, затем, взяв в руки «Почту», принялся разгадывать замысловатую шараду.
– Сегодня мы не сумеем встретиться с его превосходительством, – сказал я своему приятелю, – он действительно очень занят.
Мы были приняты в среду на этой же неделе, но – надо же было так случиться! – наши бумаги попали тем временем на рассмотрение именно тому человеку, который весьма враждебно относился к господину Сан-Деле и к его плану, поскольку план как раз был невыгоден данному лицу.
Бумаги пролежали на докладе два месяца и вернулись с резолюцией, какой и следовало ожидать при данной ситуации.
В свое время мы не сумели расположить в свою пользу приятельницу аудитора. А это нужно было сделать. У нее были очень красивые глаза, которые в минуты отдыха и неги несомненно смогли бы внушить ему мысль о том, что мы добиваемся законных вещей.
Когда, наконец, бумаги вернулись, то оказалось, что они не подлежат компетенции данного отдела нашей благословенной конторы. Нужно было исправить этот небольшой промах. Бумаги были направлены соответствующему столоначальнику соответствующего отдела и ведомства.
И вот после трех месяцев мытарств снова погоня за бумагами. Мы оказываемся в положении хорька, который загнал кролика в нору и никак не может его оттуда извлечь.
Мы приходим в одно учреждение, но бумаги уже отосланы в другое, а туда еще не прибыли.
– Отсюда бумаги отосланы такого-то числа, – сказали нам в первом учреждении.
– К нам ничего не поступало, – сообщили в другом.
– Черт возьми, – сказал я, обращаясь к господину Сан-Деле, – наши бумаги испарились. А может быть, в образе голубки они устроились на одной из крыш этого шумного города?
И снова все сначала. Снова хлопоты. Снова спешка. Было от чего сойти с ума.
