делилась на два класса: людей, которые арестуют, и людей, которых арестуют. Если подобное разделение признается, то нет необходимости спрашивать, хороша ли полиция.
Что касается выдаваемых за доносы премий, на которые несомненно уходит большая часть миллионов из нашего бюджета, то эти премии совершенно обязательны: во-первых, потому, что никто не обязан доносить бесплатно, а во-вторых, потому, что без труда и рыбку не выловишь из пруда (пословица которую мы могли бы переиначить:
В Соединенных Штатах и Англии нет политической полиции.[358] Но прежде всего известно, какая путаница идей царит в этих странах; там каждый может иметь любое мнение, какое ему заблагорассудится. С другой стороны, плохо понятая свобода имеет свои крайности, и мы, читая в великой открытой книге революций, должны, как справедливо заметил один оратор, кое-что в ней усвоить и не следовать примеру слишком свободных стран, ибо иначе мы пришли бы к тому же состоянию процветания, в каком пребывают эти два народа. Богатство развращает человека, а процветание делает его кичливым, что бы там ни говорили.
Другая полиция – это гражданская. Эта еще лучше, чем первая. Среди преимуществ, которые она нам дает, достаточно упомянуть хотя бы проездное свидетельство, с которым вы можете отправиться куда хотите и куда вам разрешат. Заплатите песету – и свидетельство вам обеспечено. Представьте себе, что, в подражание Англии, у нас не было бы проездных свидетельств. Честное слово, трудно себе представить, как можно отправиться куда-нибудь без проездного свидетельства; без дорог, без каналов, без экипажей, без гостиниц – еще куда ни шло! Но без свидетельств! Тем же способом раздобываете вы себе охранную грамоту – и двух реалов вам не сохранить. Но ведь известно, что чем меньше у человека денег, тем больше у него лишних. Так что с этой точки зрения охранная грамота в особенности хороша. Правда, бывают вещи и получше, но все же она хороша.
Доказав, таким образом, с полной очевидностью, что полиция – благо, можем ли мы не присоединиться к голосам пятидесяти господ депутатов, которые потерпели поражение во время последнего голосования в палате? Правда, наше мнение немногого стоит, мы, к сожалению, не депутаты и не неприкосновенные, но зато по крайней мере в нашем распоряжении полиция. Заплатим же вкупе со своими соотечественниками восемь миллионов за то, чтобы следили за нашими разговорами, за нашими мыслями, за нашими… А если когда-нибудь полиция нас арестует, что вполне вероятно, воскликнем с истинным энтузиазмом: «Здорово же мы влопались! Но это нам стоило немалых денег!»
Пока что[359]
В нашей предыдущей статье, в которой мы защищали полицию, мы вскользь упомянули о том, что бывают на свете
На первый взгляд может показаться, что все слова должны быть хорошими, раз все они служат для того, чтобы мы говорили, иначе сказать, проводили время в разговорах, что собственно и является нашей целью. Это, однако, заблуждение, и очень серьезное. Бывают слова дурные, чрезвычайно дурные сами по себе, без всяких дополнений. Каждое такое слово, взятое в отдельности, уже является целым предложением и содержит вполне законченный смысл, хотя обычно оно лишено всякого здравого смысла. Одно такое слово стоит целого рассуждения, и вдобавок оно еще само приглашает порассуждать.
Когда, например, кто-нибудь слышит слово
Эти слова, уже в самих себе заключающие точный и исчерпывающий смысл, вообще говоря плохие слова. Хороши лишь те, которые сами по себе еще ничего не означают, как, например:
Так вот, когда двум подобным ничего не значащим и расплывчатым словам доведется встретиться в пути, они тотчас же сливаются между собой в силу удивительного филологического сродства. От этого в них не прибавляется смысла; наоборот, вместе они обычно значат как будто даже еще меньше, чем взятые порознь: здесь эти хорошие, эти
Такие мысли пришли нам в голову, когда мы выводили на бумаге заголовок этой статьи. О слове
Мало найдется в наши дни слов столь хороших, столь полезных, столь модных; мало есть среди всех
Как смягчают эти слова наш любой нелюбезный ответ! Вернее сказать, что благодаря им не бывает нелюбезных ответов. И всякий, кому ведом сухой отказ, сумеет по достоинству оценить чудные слова. Они как вода, которую подливают в вино, чтобы лишить его терпкости. Приведем пример.
Раз люди, даже весьма просвещенные, убедились в этой истине, могут ли они не употреблять постоянно эти словечки?
Пусть на них изо дня в день сыплется град прошений и ходатайств; пусть меняется, как ему угодно, Положение о нравах; пусть кричат со всех трибун и во всех газетах о свободе печати, – на все это вы получите от них, в виде ответа, не сухое «нет», а: