рукой. Деревяшки ритмично зацокали друг о друга, и их щелканье отозвалось в амбаре звучным эхом.
– Вот, – сказал скрипач, вручил Лиз деревяшки и показал, как их надо держать. – Ну-ка попробуй.
– Что это такое?
– Кости. Деревянные кости. Их обычно вытачивают из ребер животных, но мне нравится, как щелкает дерево, поэтому я делаю их из ребер этого старого амбара.
Когда Лиз попыталась тряхнуть рукой так, как делал скрипач, одна из костей сразу упала на пол. Лиз сконфуженно замялась. Подняв упавшую кость, она хотела вернуть обе скрипачу, однако он покачал головой.
– Но у меня они все равно не щелкают, – сказала Лиз.
– Потому что ты еще и не пробовала как следует. Возьми их себе. И упражняйся. Все на свете требует усилий – чтобы с ними дело пошло, надо потрудиться.
«Так и с жизнью», – подумала Лиз и зажала кости пальцами.
– Ладно, – сказала она, – буду упражняться.
– Правильно, – улыбнулся скрипач. – Старайся, хоть это и трудно. Пусть боль тебя закаляет, а не изматывает. Это не всегда легко, но зато…
– Зато потом, когда научишься, будет легче.
– Вот именно! Тебе пора!
– Но… – хотела возразить Лиз.
Однако не успела она ничего больше произнести, как голова у нее закружилась. Она закрыла глаза. А когда открыла их, оказалось, что она стоит перед дядиным домом, в глаза ей бьет свет фонаря, освещающего двор, а в руке она сжимает две деревянные кости. Она повернулась посмотреть на старый амбар – на холме было темно и тихо.
«Приснилось?» – спросила она себя. Неужели все это ей приснилось? Ну а кости? И она подняла руку, разглядывая, как они блестят.
– Я увижу тебя еще когда-нибудь? – спросила Лиз.
– Станешь искать и найдешь, – сказал ей на ухо тихий голос. – Прислушаешься – и услышишь.
Лиз вздрогнула и круто повернулась, но вокруг никого не было. Зажав кости между пальцами, как делал скрипач, Лиз выжидательно тряхнула рукой. Опять ничего не получилось. Но ее это не обескуражило. Она не сдастся. Она будет добиваться. И с костями. И со всем прочим.
Другие миры прошлое и будущее
Когда я только начинал писать, я уже знал, что хочу работать в жанре фантастики, однако думал при этом, что фантастические сюжеты могут разворачиваться только в других мирах – не там, где обитаем мы с вами.
По мере того как я набирался опыта, я понял, что заблуждался, и убедился, что меня увлекает сочинение историй, происходящих здесь и сейчас, но с вкраплениями элементов фантастики, которые как будто заглядывают в гости.
То, что я пишу сейчас, я называю «мифологической прозой» – этот термин, по моему мнению и по мнению моей приятельницы Терри Уиндлинг, больше всего подходит к нашему творчеству. Мы считаем, что если наши сочинения надо относить к какому-то определенному жанру, то лучше всего избрать для них именно такое определение.
Что же мы подразумеваем под «мифологической прозой»? Повествование, в основном сходное с обычной литературой, но использующее для оживления темы мифы, народные предания и фольклор.
Как бы мне ни нравилось резвиться на улицах современных городов, иногда я не прочь вернуться к фантастике, связанной с иными мирами. Пример тому – рассказ «Непригляное дитя».
Троувы, о которых в нем говорится, взяты из шетландского[16] фольклора, но я позволил себе вольность и наделил их такой же боязнью солнца, какую испытывают их более известные родственники – скандинавские тролли. Поэтому и в моем рассказе троувы замирают на месте, застигнутые рассветом, и могут вернуться в свои норы только после захода солнца.
Неприглядное дитя
Я больше не малое дитя,
И легче мне стало, спасибо!
Ведь бремя исчезло,
Которое я Так долго и трудно носила.
Тетчи познакомилась с Татуированным в ту ночь, когда с гор спускались дикие собаки. Она сидела, притаившись среди корней высокого, узловатого и, судя по всему, очень старого дерева, присматриваясь и наблюдая, как обычно в первые часы каждой ночи. Тетчи прикорнула на мягком мху – под головой узелок, а сама закуталась в старый плащ, чтобы было теплее. Листья с приютившего ее дерева еще не опали, но в воздухе уже пахло зимой.
В лунном свете Тетчи было видно, как при дыхании изо рта Татуированного вырывается белое облачко, похожее на дым из трубки. Он стоял за развесистыми ветвями корявого дерева, укрывшись в тени, падавшей от высокого камня, который один составлял компанию дереву. Выглядел Татуированный грозно – высокий, бледный, длинные светлые волосы зачесаны назад с высокого лба и завязаны на затылке. На нем были только кожаные штаны, голую грудь покрывала татуировка – зигзаги расположились на белой коже, словно пиктографические изображения насекомых. Тетчи не умела читать, но сообразила, что эти темно- синие знаки – руны.
«Интересно, зачем он пришел, – думала она. – Наверно, хочет поговорить с отцом».
Она поглубже зарылась в свое гнездо во мху под корявым деревом и плотнее завернулась в плащ. Тетчи отлично знала, что лучше ей не привлекать к себе внимания. Когда люди встречались с ней, всегда повторялось одно и то же. В лучшем случае ее поднимали на смех, в худшем – набрасывались с кулаками. Так что она привыкла прятаться. Ее прибежищем была ночь, Тетчи тянуло в темноту, подальше от солнечных лучей. От солнца у нее начинался зуд, а из глаз текли слезы. Казалось, солнце высасывает из нее все силы, и Тетчи начинает ползать, как черепаха.
Ночь добрее, она опекает ее, как когда-то мать. Мать и ночь научили Тетчи искусству быть невидимой, но сегодня эта способность изменила.
Татуированный медленно повернулся и остановил взгляд на ее гнезде.
– Я знаю, что ты здесь, – сказал он.
Голос у него был низкий и звучный. Тетчи он напомнил гулкий стук камней, когда они сталкиваются друг с другом; так, наверно, звучал голос ее отца, решила она. А Татуированный продолжал:
– Ну, троув, вылезай, дай на тебя посмотреть. Тетчи послушалась, дрожа всем телом. Откинув укрывавший ее выношенный плащ, она, шаркая косолапыми ногами, выбралась на лунный свет. Татуированный возвышался над ней, словно башня, но так возвышались над ней почти все люди, с которыми она встречалась. Тетчи стояла, вытянувшись во все свои три с половиной фута, упираясь босыми мозолистыми ступнями в твердую скалу. У нее была сероватая кожа, крупные черты лица, грубые, будто высеченные из камня. Ее коренастая фигура, словно в мешок, была облачена в некое подобие туники.
– Я не троув, – сказала Тетчи, стараясь, чтобы ее голос звучал храбро.
Ведь троувы высокие, похожие на троллей, а она совсем не такая. Вон какого она маленького роста!
Татуированный незнакомец разглядывал ее долго, так что она даже начала переступать с ноги на ногу. Ей было слышно, как вдалеке, на двух холмах, высящихся за городом, раздался жалобный вой, вскоре подхваченный множеством голосов.
– Ты еще ребенок, – заключил свой осмотр Татуированный.
– Зимой мне будет шестнадцать, – тряхнула головой Тетчи.
Большинство девушек ее возраста уже имели детишек – один-два малыша цеплялись за их ноги, когда они занимались работой.
– Я имею в виду возраст троувов, – ответил Татуированный.
– Но я не…
– Не троув. Я уже слышал. Но все равно в тебе течет их кровь. Кто твоя мать, кто твой отец?
«Тебе-то какое дело?» – хотелось сказать Тетчи, но что-то в манере Татуированного не дало ей
