– Буду благодарен.
– А пока, – добавляет он, – ты мог бы завернуть в
Я вспоминаю третью карту Касси и киваю.
– Как нынче у Коди отношения с воронами?
Я уже говорил: между псовыми и врановыми – старое соперничество. Его истоки теряются в далеком прошлом. Кое-кто из псовых вроде Джека Вертопраха предпочитает просто не вспоминать о моей вороньей родне, но Коди принадлежит к старой школе. У него с Вороном кровная вражда от начала времен. Я прежде пару раз на него нарывался, так что теперь предпочитаю не попадаться ему на дороге.
Джек хохочет:
– Ты еще не слыхал? Коди завел себе подружку-сороку.
– Трудно поверить…
– Клянусь, чистая правда!
Мы выкуриваем еще по одной и начинаем копать могилу убитому единорогу. Разгребаем грязь лапами, пока не получается достаточно большая яма, потом возвращаемся в человеческий облик и перетаскиваем труп.
– Какие дряни! – говорит Джек.
Я киваю. Единорогам нельзя покидать страну снов. В их рогах столько волшебства, что, даже если они сумеют сменить тело на человеческое, рог на лбу у них останется. А с ним трудновато устроиться в Мире Как Он Есть.
Но и в стране снов они редки. Я, например, до сих пор видел только одного. Давно, еще маленьким, до того, как первый раз вышел в Мир Как Он Есть. Один из моих дядей взял меня тогда на ночную прогулку. Мы плыли высоко в небе на вороньих крыльях, и он вдруг пошел вниз по длинной плавной кривой, которая привела нас на верхнюю ветку старой сосны. Не знаю точно, где это было, но догадываюсь, что нас занесло в самую глушь.
– Смотри, – сказал он.
И я увидел. Высоко, на гранитном утесе. Рог серебром светился в лунном свете. Зверь поднял голову и запел песню луне. Голос был слаще меда, но внутри у меня все задрожало, будто отзываясь на дальний гром.
– Скажешь несколько слов? – предлагает Джек. Я опускаю глаза к телу, прослеживаю взглядом изгиб рога.
– Доброго пути, – говорю я.
Джек, склонив голову, добавляет: «Аминь», и мы засыпаем могилу землей. Получается маленький округлый холмик. Джек чертит на земле знаки – предупреждение хищникам держаться подальше.
– У тебя есть знакомые единороги? – спрашивает Джек.
Я качаю головой.
– И у меня нет. Расскажу народу, который собирается у Харли. Надо надеяться, кто-нибудь донесет весть до его родичей. И запах этой волчицы я передам всякому, кто попросит. Пусть на себе попробует, каково это, когда за тобой охотятся.
Я киваю. Все правильно, но мне не становится легче. Это все равно что распространять тень вместо того, чтобы зажигать свет в этих существах.
– Слушай, Джек, – спрашиваю я, – что ты знаешь о темных двойниках?
Он пожимает плечами:
– То же, что и все. А что? Ты столкнулся с таким?
– Еще не знаю. Просто стараюсь кое-что вспомнить. Тот, кто отбрасывает тень… он знал бы о своем двойнике?
– Вроде бы нет, – говорит он, – но я не специалист.
– А кто специалист, не знаешь?
Он раздумывает недолго.
– Джек Доу, – говорит он, – только он…
– Умер. Да, знаю.
– Найдешь Старуху, можешь у нее спросить, – советует он. – Мало есть такого, чего она не знает.
– Но что знает, не всегда говорит. Помнится, она мне как-то сказала: «Не ищи чужих историй. Проживи свою».
– Так-то оно так… только не уверен, что мне это нравится. – Джек отводит взгляд, разглядывает заросли. – Я одно точно знаю о темных двойниках. Они сбиваются с пути, если тот, кто отбросил тень, ненавидит что-то в себе.
Я киваю. Когда тебя кто-то ненавидит, нужно иметь большое сердце, чтобы не ответить ненавистью. Я знаю, в жизни Джилли было много такого, что она ненавидит. И не сомневаюсь, у нее-то сердце большое. Но если у нее появилась тень – темный двойник, – то как насчет его сердца?
– Ты думаешь, та волчица, которую мы спугнули, может оказаться тенью? – спрашивает Джек.
Мне это и в голову не приходило.
