– Забудь, – говорю я. – Кажется, я сую нос куда не надо. Любопытство не доведет меня до добра. Это один из моих талантов – любопытство то есть, – и не самый приятный.
– Не в том дело, – отвечает он.
Ничего не могу с собой поделать.
– Тогда в чем? – Вопрос вырывается у меня помимо воли.
Он все мнется. Отводит глаза, чтобы не встретиться со мной взглядом, и я понимаю, что опять без спросу лезу к нему в душу. Пробую снова отступиться, пока ему не стало совсем неловко. Я знаю, что такое секреты, которые никому нельзя доверить.
– Забудь, – повторяю я, – не надо говорить о том, о чем не хочется.
– Дело в том, что я не настоящий, – вдруг выпаливает он.
И, обернувшись ко мне, шарит взглядом по моему лицу, ожидая реакции. Думаю, он находит в нем только недоумение, потому что никаких других чувств я не испытываю.
– Как это «не настоящий»?
Он пожимает плечами:
– Ты не поймешь.
– А ты меня испытай.
– Ты настоящая. Где-то там… – он неопределенно машет рукой, но я понимаю, что он имеет в виду, – у тебя есть тело, которое спит, пока ты здесь болтаешься. Ты настоящая. У тебя есть жизнь. Дух.
– На мой взгляд, духа тебе не занимать, – вставляю я.
Ни следа улыбки.
– Меня кто-то придумал, – говорит он.
– Кто?
– Не знаю. Одинокий ребенок, писатель, художник – кто-то. Потом он вырос или дописал сказку, закончил картину и отпустил меня. Забыл обо мне – и вот я здесь. Не настоящий. У меня нет ничего своего, нет своего дома, и никто не знает, долго ли мне жить, пока совсем не истаю.
– Ты хочешь сказать, что ты чей-то воображаемый друг?
– Не знаю, – повторяет он. – Не помню.
Его слова напоминают мне о нуменах Изабель – тех духах, которых она призвала откуда-то своими картинами. Картины открылись, как двери, и впустили их в наш мир, и теперь они могут жить здесь вечно, неизменными, пока целы эти картины.
– Я о них слыхал, – говорит он, когда я рассказываю ему про нуменов, – но, по-моему, это другое.
– А почему все-таки ты сбежал от Джолены? – спрашиваю я.
– Потому что она из Народа и слишком настоящая, – объясняет он.
– Опять непонятно.
– Ты ведь знаешь про звериный народ, который первым пришел в мир?
– Конечно. Как девочки-вороны. Или Люций.
Он кивает:
– Когда такой, как я, оказывается рядом с ними, сама сила их присутствия делает меня менее настоящим. Стоит мне провести побольше времени в компании кого-нибудь из Народа, и я полностью сойду на нет.
– Правда?
Он опять кивает.
– Я все равно истаю, но рядом с ними это произойдет очень быстро.
– А они знают? – спрашиваю я.
Он пожимает плечами:
– Какое им дело до таких, как я?
Я не могу представить, чтобы Джолена или Люций, и тем более Джо, были так бессердечны, и говорю ему об этом.
– Твой друг Джо – опять же другое дело, – отзывается Тоби.
– Я думала, он тоже из Народа.
Тоби кивает:
– Во втором поколении. Я слышал, отец у него из ворон, а мать – из псовых. В родстве с кланом Красной Собаки, которая первой встретила духов маиса и тыквы и привела их к людям.
«Ворона и собака, – думаю я. – Тогда понятно, почему в стране снов он принимает такой облик». Я пытаюсь представить себе, как умудрились его родители… Вот, скажем, птица, а вот собака…
– Но как же… – начинаю я.
