Флора пожала плечами:
– Давно это было. Помяни мое слово, вот доживешь до моих лет и тебе будет казаться, что все было давным-давно.
Гарриет хотела спросить, за что же туда попала сама Флора, но у нее не хватило духу. Да и в конце концов, так ли уж ей необходимо это знать? К тому же есть еще один вопрос, не задать который она просто не может. Она плотнее запахнулась в одеяло, запах которого давно перестал ее беспокоить, – ее била дрожь, хотя и не от холода.
– А что будет теперь? – отважилась она.
– Я не вполне понимаю твой вопрос, – ответила Флора, но хитрая усмешка, притаившаяся в ее глазах, яснее ясного говорила, что все она прекрасно поняла.
– Со мной что теперь будет? – гнула свое Гарриет.
– Ах, с тобой, – отозвалась Флора. Бросила нежный взгляд на страшилище в дверях. – Фрэнк хочет иметь семью.
Гарриет покачала головой.
– Нет, – прошептала она, еле слыша саму себя. – Ни за что.
– А тебя, дорогуша, никто и спрашивать не будет. Не похоже, чтобы кто-то бросился тебя спасать, по крайней мере не в такую погоду. Да, собственно, даже если и потеряет тебя кто-нибудь, где искать-то будет? В этом городе люди каждый день пропадают. Печально, но ничего не поделаешь, в тяжкие времена живем, и по заслугам.
Гарриет по-прежнему качала головой.
– Подумай хотя бы раз в жизни о ком-нибудь, кроме себя, – продолжала старуха. – Я таких, как ты, навидалась. Того гляди, лопнете от самодовольства; можно подумать, весь мир вокруг вас вертится. Все-то у вас гости, танцы, театры, клубы, кабаре, а о тех, кому не так повезло в жизни, и не вспоминаете. Убудет от тебя, что ли, если ты подаришь немного любви и нежности бедному одинокому чудовищу?
«Наверное, я сошла с ума, – подумала Гарриет. – И мне все мерещится: и это чудище, и эта старуха, хладнокровная, как маньяк. Не может этого быть на самом деле».
– По-твоему, он сам в восторге от своей внешности? – продолжала допрашивать ее Флора.
Ее голос зазвенел, и монстр тут же забеспокоился, как пес, который ощетинивается, когда его хозяин злится.
– Все это не имеет ко мне никакого отношения, – заявила Гарриет и сама поразилась, что еще может защищаться. – Я не такая, как ты думаешь, и то, что случилось с этим... с Фрэнком, случилось не из-за меня.
– Ошибаешься, имеет, – ответила старуха. – Забота, семья, самопожертвование, совестливость и настоящее непреходящее чувство – все это имеет самое непосредственное отношение к его истории.
– Силой любовь ни из кого не выжмешь, – спорила Гарриет.
Флора вздохнула:
– В том-то и дело, что во времена, подобные на шим, сила – единственный способ. Общество тяжело больно, дитя мое; твой отказ признать истину столько же результат, сколько и причина этой болезни.
– Сама ты больная! – завопила Гарриет.
Она кинулась к входным дверям, молясь про себя, чтобы они оказались незапертыми. Монстр был далеко, да и двигался, по счастью, слишком медленно. Старуха стояла ближе и сразу кинулась к ней, но ужас придал Гарриет сил, и она буквально отшвырнула ее с дороги. Скорее, скорее прочь из этого дома, на улицу, туда, где метель.
Первый же порыв вьюги едва не запихнул ее внутрь, но она удержалась, налегла на сопротивляющуюся дверь и оказалась-таки на улице. Снежные вихри налетали со всех сторон, подгоняемые сумасшедшим, капризным ветром, так что Гарриет скоро потеряла всякое представление о том, куда она идет, но остановиться боялась. Ничего не видя из-за снега, борясь с ветром, она упорно лезла через сугробы, одержимая одним желанием – уйти как можно дальше от проклятого дома.
«О Господи, – подумала она в какой-то миг, – там же моя сумка осталась. А в ней паспорт. У них есть мой адрес. Они найдут меня дома или на работе, когда им заблагорассудится».
Но думать было некогда, борьба с ветром и снегом отнимала все силы. Гарриет и сама не могла бы сказать, как долго она брела через метель. Может быть, всего час, а может, и целую ночь. Ее трясло от холода и страха, когда она в очередной раз споткнулась, упала и поняла, что больше уже не встанет.
Она лежала на земле, а восхитительное ощущение тепла разливалось по всему ее телу. И тут она поняла: не надо сопротивляться. Лучше просто закрыть глаза и уплыть в то темное, теплое, которое давно манит ее к себе. Она перекатилась на бок и уставилась в белое небо. Снег немедленно залепил ей все лицо. Она подняла руку и провела окоченевшей ладонью ото лба к подбородку.
Она была готова признать свое поражение. Готова сдаться, потому что нельзя ведь сделать больше, чем ты можешь, а у нее уже не осталось сил. Она...
Вдруг кто-то высокий шагнул из метели и остановился рядом с ней, заслонив собой небо. Снег скрывал его лицо, так что Гарриет различала лишь контур, темный силуэт на фоне белизны.
«Нет, – взмолилась она. – Только не назад. Я лучше здесь умру».
Человек присел рядом с ней на корточки, и Гарриет еще нашла в себе силы замолотить по нему окоченевшими кулачками.
– Тише, тише, – сказал кто-то добродушно, легко отводя ее слабые удары. – Давай-ка мы тебя отсюда вытащим.
Руки Гарриет опустились. Это был не монстр, а полицейский. Значит, она каким-то чудом все-таки выбралась из Катакомб.
