ничего и не было.
Лили дотронулась рукой до щеки. На ее лице не осталось ни следа от побоев.
– Что с нами случилось? – спросила она. – Мне кажется, я наблюдаю за всем происходящим откуда-то издалека…
Ее рука безвольно упала.
– Не знаю, – ответил он. – Может, это последствия пережитого стресса.
Она согласно кивнула, но ни он, ни она не поверили такому предположению. Странные девчонки каким- то таинственным образом изменили их сознание.
Хэнк подвел Лили к пассажирскому месту и распахнул дверцу. Затем обошел вокруг машины и открыл багажник. Между двумя портативными холодильниками с пивом и прочими напитками стояла спортивная сумка со сменной одеждой. Хэнк снял рубашку и натянул относительно чистую футболку, потом захлопнул крышку багажника. Еще немного постоял, разглядывая мертвое тело. Вот бы оно растворилось в темноте и вместе с ним исчезло всякое напоминание о случившемся. Впрочем… Хэнк снова вспомнил вкус поцелуя незнакомой девчонки и слабый запах мускуса. Неожиданно он осознал, что ее дыхание было сладким и напоминало вкус яблок.
Его внимание вновь переключилось на труп. Хэнк поморщился и носком ботинка отпихнул руку убитого подальше от колеса машины. Меньше всего он хотел переехать мертвеца. Затем Хэнк подобрал бейсбольную биту и бросил ее на заднее сиденье.
– Куда едем? – спросил он, наконец заняв место водителя.
Женщина назвала адрес в Нижнем Кроуси. Территория яппи. Его догадка подтвердилась.
Лили сидела абсолютно спокойно и молчала до тех пор, пока они не выбрались на Грассо-стрит и не повернули на запад. Когда она заговорила, Хэнк вздрогнул, он уже почти забыл о ее присутствии.
– Почему вы не получили лицензию? – спросила Лили.
Хэнк пожал плечами, потом перевернул кассету в магнитофоне и убавил звук.
– Это не та машина, – сказал он.
Хэнк постарался дать понять, что предпочел бы не обсуждать эту тему, и женщина поняла намек.
– Кто играет на тромбоне? – задала она следующий вопрос.
– Майлз Дэвис.
– Я так и подумала. И Вэйн Шортер на саксофоне, верно? Мне очень нравится их музыка середины шестидесятых годов.
Хэнк искоса взглянул на свою пассажирку и снова сосредоточился на дороге.
– Вы любите джаз? – спросил он, испытывая приятное удивление.
– Я люблю всякую музыку – всякую, в которой есть душа.
– Да, это верно подмечено. Майлз определенно вкладывал душу в свою игру. Когда он умер, мне показалось, что вместе с ним умерла частица меня самого.
Они выехали на Стэнтон-стрит, и небо скрылось за пологом раскидистых дубов. Дорога сузилась, по обеим сторонам вздымались большие дома. Еще через несколько кварталов дома стали поменьше и выстроились ближе к дороге. Многие из них уже давно превратились в съемные квартиры, но даже аренда здесь была Хэнку не по карману. Впрочем, не по карману ему было слишком много вещей. Он повернул на Ли-стрит, потом на МакКенит и наконец остановился у дома, названного Лили.
– Прекрасное место, – сказал он.
Ее дом представлял собой трехэтажное каменное здание, а перед ним во дворе за место под солнцем боролись высокая сосна и клен. Хэнк окинул взглядом длинную веранду и подумал, как хорошо было бы сидеть там по вечерам со стаканом виски в руке и глазеть на прохожих. Он почувствовал укол ревности, но постарался как можно быстрее прогнать неприятное чувство. Такая жизнь существует только для законопослушных граждан.
– Дом не принадлежит мне, – сказала Лили. – Я снимаю квартиру на втором этаже.
– И все же… это прекрасное место, в хорошем районе. И безопасное.
Женщина кивнула. Хэнк поставил переключатель скоростей в нейтральное положение, поднял ручной тормоз и повернулся к Лили.
– Так кто же на вас напал? – поинтересовался он.
– Я не знаю. – Несколько долгих мгновений она колебалась, потом добавила: – Я забрела туда в поисках зверолюдей и наткнулась на этого типа.
– Зверолюдей? – переспросил Хэнк.
– Я знаю, что вы подумали, и понимаю, насколько смешно это звучит.
– Мне вовсе не смешно, – заверил ее Хэнк.
– Я говорю вам это только потому, что вы можете о них что-то знать. Предположительно, они живут вне нашего общества. Своей общиной.
– Аутсайдеры.
Лили кивнула:
– Как и вы. Не в обиду будет сказано, но вы понимаете, эта машина и все такое…
– Никаких обид, – успокоил ее Хэнк. – Я был аутсайдером всю свою жизнь. Чуть ли не с самого моего
