– А пароль и явка даны нашей «конторой». Нашим человеком. Вот умора!
Как и договорились, Рюдигер через несколько дней попросил у Ульфа ознакомительные материалы. Антон, мастер своего дела, все рассчитал верно – с этих пор на Рюдигера обратили особое внимание. Розвите, знакомой Рюдигеру по курсам, даже поручили шефствовать над ним.
Рюдигер сразу это заметил. Худышка Розвита, коротко стриженная всезнайка, раньше с ним никогда не разговаривала. Теперь она чуть не каждый день пыталась завести беседу. Она предложила свою помощь в проработке трудного материала.
Рюдигеру не очень хотелось возиться с ней. Он предпочел «бегство вперед»:
– Знаешь, мне, в общем-то, все уже попятно. Хочу вступить в вашу ячейку.
Розвита так и просияла. Рюдигер ехидно подумал, что она радуется, будто коммивояжер, который получает комиссионные за каждый сбытый пылесос.
Розвита объяснила, что перед приемом обычно проводится собеседование.
– Это делает кто-нибудь из руководства.
Чтобы не усложнять дело, собеседование поручили Ульфу, и оно состоялось спустя всего два дня. Рюдигеру ото было на руку. С Ульфом говорить проще, как-никак знакомый. Они беседовали почти по- дружески, за чашкой кофе в студенческом буфете.
Рюдигер рассказал биографию. Упомянул, что в детстве и юности крепко дружил с Феликсом Бастианом. Это было встречено одобрительно, как и сообщение о том, что до университета он работал, учился в вечерней школе. Он всегда интересовался политикой, сказал Рюдигер, а курсы марксизма дали ему последний толчок. Поговорили и дальше о том о сем. Рюдигер не зарывался, был осторожен, но без особой робости.
Похоже, Ульф остался доволен. Через неделю состоялось общее собрание. Вторым пунктом повестки дня значился прием новых членов.
Рюдигер волновался сильнее, чем ожидал. Он впервые увидел сразу всех членов первичной организации, хотя многие лица были знакомы.
Церемония открытия собрания усилила его волнение. Все поднялись и запели песню на слова Брехта «И так как все мы люди…»
Рюдигер чувствовал себя довольно глупо. Он единственный не знал текста. Да и наивно это, сентиментально. Похоже на рождественское хоровое пение. Правда, в детстве у него мурашки бегали по коже, когда Вегенеры иели на рождество. А еще его память сохранила куплеты, которые он сам распевал вместе с другими конфирмантами в церкви: «Господь, господь – ты наш оплот!»
И тут опять поют.
Припев показался ему особенно неуместным здесь, среди студентов.
Но подумать об этом не хватило времени.
Вот уже и второй пункт повестки дня. Прием новых членов.
Рюдигер повторил то, что уже говорил Ульфу. Правда, говорить на людях оказалось труднее.
Он был рад, что не попал в партгруппу Феликса. Тот учился на педагогическом факультете. А Рюдигера принимала секция политологов и синологов.
К счастью, вопросов никто не задал. Затем – голосование. Принят единогласно. С гвоздикой, уставом и «Манифестом Коммунистической партии» Рюдигер вышел из зала уже полноправным членом партии. Красную гвоздику он подарил дома Барбаре, та обозвала его сумасшедшим. С самой свадьбы он не дарил ей цветов.
Теперь Рюдигер регулярно поставлял Антону интересную информацию. Постепенно он перезнакомился со всеми членами первичной организации. Он составил список руководства секции, а затем и их университетского партийного руководства. Антон поблагодарил за эти списки.
Рюдигер брал на себя скромные, но вполне конкретные дела. Он избегал публичных выступлений, работы у информационных стендов, распространения листовок.
– Я чувствую себя еще неуверенно, – оправдывался он.
Такое объяснение признавалось вполне удовлетворительно. Он перепечатывал на машинке различные материалы, ездил в типографию, привозил листовки. Здесь тоже собиралась кое-какая информация, которая интересовала Антона, неизменно повторявшего, что Рюдигер – его лучший кадр.
Накануне каникул партгруппа решила устроить вечеринку. Всех приглашали прийти с женами или мужьями. Рюдигер испугался. Он еще на собеседовании с Ульфом не стал врать о Барбаре. Зачем? Вранье по мелочам только вызывает подозрение.
– Не надо сейчас трогать мою жену, – попросил он. – Она еще не созрела. Тут нужны такт и терпение.
С этим доводом согласились. Лишь Розвита усомнилась, что он ведет с женой воспитательную работу.
Вопреки ожиданиям Рюдигера праздник удался па славу. Не забыли и о напитках. Принесли пластинки, в основном старые. Политроботы, как их называл про себя Рюдигер, оказались общительными, веселыми, жизнерадостными ребятами.
Неожиданно за стол к Рюдигеру подсел Феликс. Почему-то Рюдигер как раз подумал, что у них никогда не совпадали музыкальные вкусы. Сам он собирал пластинки «Битлз», а Феликс предпочитал «Роллинг стоунз». Тогда Рюдигер не мог этого понять. «Sympathy for the devil», «Streetfighting man».[v] Все это казалось ему слишком громким, агрессивным.
Феликс обнял его. Рюдигер напрягся. Он не привык, чтобы мужчины вот так выражали свои дружеские чувства. Феликс ничего не заметил. Он только что вернулся с Кубы, куда ездил в составе делегации. Соседи по столу попросили рассказать о поездке.
