или рёву волн, которые сталкиваются друг с другом или бьются о скалы (фр.).
120
музыка живописует страсти (фр.).
121
поэзия подобна живописи (лат.).
122
J. J. Rousseau, Essai sur l'origine des Langues, texte reproduit d'aprns lndition A. Berlin de 1817 (Bibliothnque du Graphe: Paris, n.d.), p. 543. В дальнейшем эту работу будем обозначать как Essai.
123
Essai, р. 530–531.
124
Gr., pp. 289–290.
125
Он обходит их, следуя логике собственной аргументации, в соответствии с которой они либо излишни, либо прокомментированы в другом месте. Мои замечания должны расцениваться как самостоятельные и ответственные за собственные оплошности, возможно, не менее очевидные, чем пробелы в комментарии Деррида.
126
Essai, р. 535.
127
Как утверждает Деррида. Gr., p. 296.
128
Essai, p. 536
129
Ibid, р. 536.
130
«Живопись» здесь означает то общее предпочтение, которое в эстетических системах восемнадцатого века отдавали образу как присутствию. Не нужно говорить, что когда живопись понимается как вид искусства, иллюзия полноты может быть разрушена как в пластических искусствах, так и в музыке или поэзии; известно также, что в современных дискуссиях отчетливо возникает проблема нерепрезентативной живописи.
131
Essai, p. 536. См. также p. 537: «les oiseaux sifflent, l'homme seul chante…»
132
Essai, р. 537. Ср. высказывание о тишине у Дю Бо, op. cit., p. 447–448. Высказывание Руссо «une lecture egale et monotone a laquelle on s'endort (ровное монотонное чтение, от которого клонит в сон)» перекликается с тем, что говорит Дю Бо: «Un homme qui parle longtemps sur le meme ton, endort les autres… (человек, долго говорящий на одном тоне, наводит на других сон)». Возможно, Руссо здесь непосредственно откликается на высказывание Дю Бо, во всяком случае, их отправные точки очень близки. Однако Руссо имеет в виду не просто механический эффект, посредством которого музыка «подражает» тишине: он проводит различие между этим автоматическим действием и более тесной связью, существующей между музыкой и тишиной: «la musique agit plus intimement sur nous… (музыка воздействует на нас более интимным образом)». Последующая часть параграфа посвящена прояснению синестезии между музыкой и живописью, но ни слова больше не говорится об открывшемся парадоксе «музыки тишины».