Управительница вызвала слугу, который явился немедленно и получил приказание отвести новоприбывших в номера.
Казнев и Флоньи последовали за ним и вошли сначала в десятый номер, тот, который занимал покойный Жак Бернье.
— Потрудитесь отворить, — проговорил Светляк, указывая на дверь в перегородке.
— Дело в том, что ключ внизу.
— Так что же из этого? Сходите вниз и принесите его!
Слуга вышел.
В его отсутствие Казнев подошел и, наклонясь к замочной скважине, посмотрел через нее в соседнюю комнату.
— Все можно видеть отлично, — заявил он, выпрямляясь.
— Какого черта ты ищешь? Не понимаю! — воскликнул Флоньи.
— Не понимаешь, моя старая Спичка?
— Провалиться, не понимаю!
— Ну, хорошо, подожди немножко, очень скоро поймешь.
В это время в комнату вошел слуга с требуемым ключом и отворил дверь.
— Сколько дней эти комнаты стоят незанятыми?
— Дня четыре или пять. Вам ничего больше не потребуется, господа?
— Пока ничего.
— Когда вам что-нибудь понадобится, потрудитесь позвонить.
Оставшись один со своим товарищем, Казнев сказал:
— Мы с тобой находимся теперь в комнате, которую занимал покойный Жак Бернье, и поэтому она не представляет для нас ровно никакого интереса. А вот другую следует осмотреть как можно обстоятельнее. Идем, старина!
С этими словами Светляк прошел в девятый номер, который занимал Анджело Пароли.
Спичка последовал за ним и ворчливым тоном проговорил:
— Что же, я пойму наконец хоть когда-нибудь, какого черта ты здесь надеешься найти?
— Откуда знать то, чего не знаешь? Давай лучше искать.
— Но ведь пойми, эту комнату убирали, мыли, мели, чистили и натирали со времени отъезда последнего жильца.
— Ну и что же это доказывает? Все-таки поищем.
— Да где же искать-то?
— Везде! В комнате, на мебели, под мебелью, в углах. Поищем, поищем! У меня чутье, как у охотничьей собаки, и мне все почему-то кажется, что я напал на след. Я готов поклясться, что здесь была дичь.
И Казнев принялся за поиски, пристально рассматривая трещины на полу, разрывая пепел в камине, роясь в ящиках комода и всюду глядя проницательным, испытующим взглядом.
Флоньи хотя и не сочувствовал ему, но подражал усердно.
Вдруг Казнев нагнулся и в углу, под креслом, около самого камина, поднял какой-то предмет самого незначительного объема.
— Ну, что ты нашел? — спросил Спичка, видевший его движение.
— Кусочек синего карандаша.
— И что же, ты смотришь на это как на указание?
— Может быть — да, а может быть — и нет.
— Ну, могу сказать, ты довольствуешься малым!
— А почем знать, может быть, это малое окажется очень многим?
Робер Флоньи пожал плечами, и товарищи снова принялись за поиски, которые, однако, не имели результата.
— Пойдем вниз! — сказал Казнев наконец.
Они заперли двери своих комнат и снова спустились в контору.
— Хорошо вам, господа, в ваших комнатах? — приветливо осведомилась управительница.
— Отлично, сударыня! Я еще попрошу вас дать мне некоторые сведения.
— К вашим услугам.
— Жил кто-нибудь в комнате под номером девять в то время, когда в десятом останавливался Жак Бернье?
— Да, сударь.
— А кто именно?
— Сейчас посмотрю… Жюль Баскон, коммивояжер из Тулона.
Казнев записал.
— Какие документы предъявил вам этот коммивояжер, когда вы записали его?
— Никаких, сударь. Теперь мы не требуем документов.
— И совершенно напрасно. Когда явился к вам в отель этот Жюль Баскон?
— Четвертого декабря.
— Выехал?
— Девятого.
— Можете вы дать мне подробное описание его наружности?
— Подробное описание его наружности? Ну, нет, право, не могу. Я помню его очень смутно. Ведь мне приходится видеть столько разных лиц.
— Но неужели вы не заметили в нем ничего особенного? Какую-нибудь деталь, кажущуюся для вас совершенно ничтожной, но которая может иметь для нас громадное значение?
— Право, не могу. Я слишком боюсь, что моя память сослужит мне плохую службу, боюсь ошибиться сама и ввести вас в заблуждение, которое может к тому же оказаться гибельным для невинного.
— Ваши опасения вполне естественны, но я все-таки настаиваю. Поройтесь хорошенько в своей памяти. Ведь самая пустая вещь может навести нас на след.
— Напрасно я буду рыться в своей памяти, сударь. Я отлично знаю, что не найду ровно ничего. Может быть, слуга с первого этажа сумеет ответить вам лучше и больше, чем я.
Управительница позвонила. Казнев принялся допрашивать слугу, но и от него смог узнать только следующее:
— Мне помнится, что жилец из девятого номера был очень смуглый, роста невысокого, но и не низкого, но… у меня, ей-богу, дел много… А вот на водку он мне дал маловато, это я помню.
Казнев понял, что с этой стороны сведения будут самые ничтожные, и потому прекратил допрос и вышел из конторы.
— Послушай, — начал он, как только они вышли на набережную Братства, неужели ты думаешь, что этот самый Жюль Баскон…
— И есть убийца Жака Бернье? — закончил Казнев. — Да! Этот человек приезжает сюда четвертого декабря, уезжает девятого, как раз накануне отъезда покойного. Значит, зная заранее его маршрут, он поджидал его где-нибудь в пути.
— Это возможно. Но тут может быть простая случайность, совпадение.
— Нет, есть и что-нибудь другое. Мой инстинкт подсказывает это.
— Положим, что ты прав. Допустим, что жилец из девятого номера действительно убийца Жака Бернье. Но у нас нет его примет.
— Мы их добудем.
— Откуда? Кто его знает?
— Право, уж наверное добудем. Я верю в это. А пока пойдем-ка к продавцам ножей.
Приятели шли по набережной Братства. Флоньи смотрел по сторонам.
— Продавцы ножей, — повторил он. — Да вот тебе уже один и есть, — проговорил он, указывая на лавку, в окне которой сверкали на солнце блестящие стальные лезвия ножей. — Хочешь, начнем с этого?
— И отлично, — согласился Казнев.