— Куда нужно вставить стекла?
— Пойдемте со мной, я вам покажу.
Луиджи остановил Катерину и, подавая ей монету в пять франков, сказал:
— Потрудитесь, милостивая государыня, принять это от меня в качестве слабого вознаграждения за причиненное вам беспокойство и возвратите мне мою тросточку, которая так неуместно влетела в ваше окно.
— Очень вам благодарна, сударь… вы слишком любезны… Это вовсе не ваша вина, а несчастье, простое несчастье, которое может случиться со всяким… Потрудитесь войти в магазин, сударь. Я покажу стекольщику, где надо вставить стекло, и потом принесу вашу тросточку.
— И я вам буду очень благодарен, милостивая государыня, — ответил Луиджи, входя в магазин вслед за Катериной.
Донато взял стекло, алмаз, молоточек, замазку и последовал за Катериной, которая привела его прямо в квартиру.
— Вот окошко, — сказала она, — да, пожалуйста, вставляйте как можно скорее. А мне нужно снова спуститься в лавку. Этот сумасшедший, кажется, ничего не сломал в комнате, — прибавила она, осматриваясь и поднимая тросточку.
Затем она сошла вниз.
— Возьмите, сударь, — сказала она, — и позвольте вам посоветовать впредь быть поосторожнее. Ведь если вы каждый день будете выкидывать хоть по одному такому фокусу, то вам они в конце концов обойдутся недешево.
— Великолепный совет, сударыня! Будьте уверены, что я не замедлю ему последовать. А теперь до приятного свидания!
Оружейник вышел и на этот раз спокойно пошел по направлению к улице Клиши.
Пароли, немой свидетель, с любопытством наблюдал за всей этой сценой, сидя у окошка кафе.
«Молодец Луиджи! — думал он. — Ловко придумал! Все как по маслу. Замечательно ловко сделано, я могу только восхищаться его гениальностью! Однако у него изобретательный ум, это не мешает принять к сведению. Если мне еще когда-нибудь понадобятся его услуги, я буду знать, что стоит только хорошенько заплатить ему!»
Он бросил на стол деньги и вышел из кафе как раз в тот момент, когда оружейник выходил от Анжель.
Анджело дал ему пройти вперед, но затем ускорил шаги. Около площади Клиши он нагнал его и хлопнул по плечу.
Луиджи обернулся.
— Я так и думал, что вы находитесь где-нибудь поблизости. Видели?
— Да.
— Ну и что же вы скажете?
— Я скажу, что ты — гениальный малый! Ты выкинул первостатейную штуку!
Лицо оружейника сияло радостью и чувством внутреннего торжества.
— У меня в запасе двадцать таких фокусов, один лучше другого! — с гордостью проговорил он. — Весь к вашим услугам, патрон.
— Может быть, нам и еще представится случай пустить в ход твои таланты!
— Тем лучше! Вы узнали стекольщика?
— Это твой вчерашний собеседник? — Да, Донато. Славный малый.
— Ты не боишься его нескромности?
— Я ручаюсь за него, как за самого себя. Нем как рыба мой Донато! Преданный, как пудель, и умен ровно настолько, чтобы исполнять без всяких комментариев даваемые ему поручения. Когда мне бывает нужен помощник, я не обращаюсь ни к кому, кроме него. Книжечка из слоновой кости у него в кармане, и я вам ручаюсь, что уж он сумеет засунуть ее куда следует, пока будет вставлять стекло.
— Я доволен тобой. Что, ты уже начал лечение?
— Начал сегодня утром.
— И хорошее действие моего лекарства не заставит себя ждать. Я решил, что бесполезно и, может быть, даже опасно ходить к тебе в «Веселые стекольщики», где мое присутствие в конце концов может быть замечено.
— А как же вы сможете судить о действии прописанных лекарств, если не будете меня видеть?
— Ты сам придешь ко мне.
— О, значит, вы мне доверяете?
— Почему бы и нет? Я отлично знаю, что мне тебя нечего бояться!
— О, конечно! Вам меня нечего бояться! Земляк! Сын Италии! Лицо для меня вполне священное! Вы отлично знаете, что я скорее позволю повесить себя за язык, чем произнесу хоть одно слово, которое могло бы принести вам вред. Ваш адрес?
— Улица Sante. Лечебница доктора Грийского. Ты спросишь доктора Пароли. Каждый день, от одиннадцати до двенадцати часов утра, ты можешь найти меня в моем кабинете. Я берусь лечить тебя и живо вылечу.
— И тогда, конечно, доктор, я буду благодарен и обязан вам всю жизнь.
Они разошлись.
В этот день Анджело обещал быть у де Жеврэ.
Поэтому, не теряя ни минуты, он отправился на улицу Вьель-дю-Тампль к полировщику хрусталя Тоннели.
Стекла были готовы.
Итальянец убедился, что его приказания были в точноста поняты и выполнены, и затем отправился на набережную Ювелиров, где в одном из магазинов велел вставить стекла в пенсне, в легкую черепаховую оправу. После этого он немедленно поехал к судебному следователю.
Monsieur де Жеврэ, который только что вернулся домой, немедленно принял посетителя, и следователь, которому поручено было дело об убийстве Жака Бернье, с искренней, сердечной теплотой и радушием протянул руку его убийце.
— Вы держите свое слово, дорогой доктор, и я душевно благодарю вас. Мне нет надобности говорить, что моя мать ожидает вас с нетерпением, которое можно сравнить только с чувством преступника, обреченного на казнь и ожидающего помилования.
— Потрудитесь провести меня к вашей матушке. Я действительно несу ей помилование и спасение, потому что возвращаю ей зрение.
Бедная слепая сидела в гостиной, в лихорадке страха и надежды. Когда отворилась дверь, она с живостью повернула голову по направлению к тем, чьи шаги она слышала, но кого, к несчастью, не могла видеть.
— Матушка, — проговорил судебный следователь, — вот доктор Пароли. Как видите, он не заставил вас дожидаться и мучиться нетерпением.
Лицо madame де Жеврэ просияло.
— Что бы ни случилось, сударь, — воскликнула она, — милости просим! А если вы принесли мне зрение и свет, да будет благословен ваш приход!
— Я надеюсь заслужить ваше благословение! — ответил Пароли, вынимая из бокового кармана сюртука только что изготовленное пенсне. — Я заказал комбинированные стекла, с помощью которых вы будете в состоянии не только свободно ходить и видеть все, но даже читать без труда и усталости. Они вставлены в легкую черепаховую оправу.
Она протянула руку, чтобы взять предмет, власть и могущество которого она так страстно жаждала испытать.
Пароли осторожно вложил пакет в ее прозрачные пальцы.
Она поднесла пенсне к глазам. Не успели хрустальные диски коснуться глаз madame де Жеврэ, как она радостно вскрикнула:
— Я вижу! Я тебя вижу, сын мой!! Обними меня! Обними меня поскорее!
Судебный следователь крепко прижал к груди плачущую от радости мать.
