квартиру, где оставил мебель за долги, — вдруг, около самого дома, меня кто-то окликнул по имени. Я оборачиваюсь и вижу, что из дверцы кареты высунулась голова старика Грийского.
Я, конечно, поспешил подойти к нему.
— Я ехал к вам, — сказал мне поляк.
— Ко мне?! — повторил я, удивленный донельзя.
— Да, сядьте-ка в карету. Нам надо потолковать.
Я уселся около старого окулиста, карета покатилась по направлению к улице Sante, а Грийский заговорил со мной приблизительно в следующих выражениях:
— Можете вы найти кого-нибудь, кто бы согласился одолжить вам двадцать пять тысяч франков?
— Для чего? — спросил я, настораживая уши.
— Меня одолела тоска по родине…: Париж надоел… Я хочу уехать как можно скорее. Продаю свое заведение и даю десять лет на рассрочку платежа. Я продаю его за двести пятьдесят тысяч франков, иначе сказать, я делаю вам подарок. Вы будете уплачивать мне по двадцать пять тысяч франков в год. К этому есть два условия.
— Какого рода?
— Прежде всего я желал бы, чтобы заведение, которое я создал своими трудами, продолжало носить мое имя.
— Я принимаю это условие.
— Затем, вы должны уплатить мне сейчас же эти двадцать пять тысяч наличными. Можете вы достать их?
— Мне нечего искать: они у меня уже есть.
— С собой?
— С собой.
Грийский приказал кучеру везти нас прямо к нотариусу. Главные пункты контракта были обсуждены тут же, на месте. Я отдал тридцать тысяч франков, считая издержки, и на следующий же день мы подписали акт, который сделал меня хозяином лечебницы. А? Ну, что ты на это скажешь?
— Все это так великолепно, что просто кажется чудесным! — воскликнул в искреннем изумлении добряк итальянец.
Пароли вынул из кармана копию акта, который только что взял у нотариуса, и подал другу.
— Прочти — и сомневайся еще, если можешь.
Жервазони прочел документ от доски до доски.
— Чудеса! — воскликнул он снова. — Одна земля и здание стоят дороже.
— Я знаю, да уж так случилось! Счастье как повалит, так повалит! Да погоди еще, дружище, не то будет!
— Что же еще будет?
— А еще будет женитьба! Да, друг мой! Красавица девушка, молоденькая, прелесть! Восемьсот тысяч франков приданого и вдобавок еще надежды.
— Просто Калифорния!
— Счастье, все счастье! Я ожидаю в будущем самого невозможного благополучия.
— А почему же ты не сообщил мне о твоем счастье тотчас же?
— Я хотел сделать тебе сюрприз. Ну, а теперь ты все знаешь. Да, впрочем, мне еще надо сделать тебе одно предложение.
— Что именно?
— Мне нужен человек, который бы заменял меня, мой alter ego. Надеюсь, что ты не откажешь, бросишь твою клинику и перейдешь ко мне?
— Я никогда не простил бы тебе, если бы ты во мне усомнился.
— Много ли ты зарабатываешь?
— Триста франков в месяц.
— Я дам тебе пятьсот, все это только пока, в ожидании будущих благ. Когда ты можешь перейти ко мне окончательно?
— Через неделю. Мне не хотелось бы уйти так внезапно.
— Да, уж покажем же мы себя французским окулистам, когда будем работать вместе! — улыбаясь, проговорил Пароли. — Но, однако, прежде всего надо устроить с тобой ликвидацию прошлого.
— О какой это ты говоришь ликвидации?
— Да неужели ты забыл, как ты мне часто помогал своим кошельком?
— Полно, между друзьями, да еще земляками, не должно считаться.
— Нет, это должно считаться, потому что я так хочу. А пока бросим все дела и постараемся пообедать как можно лучше.
Друзья пообедали великолепно, запили обед лучшими винами и провели вечер, дружелюбно толкуя и строя самые радужные планы на будущее.
Жервазони все время мысленно упрекал себя, что подчас слишком строго судил о друге.
В одиннадцать часов они расстались.
Аннибал обещал Анджело навестить его в течение недели, которая осталась до их окончательного соединения.
Пароли вернулся домой, на улицу де Курсель.
Он шел пешком и дорогой размышлял:
«Единственный человек, который мог подозревать меня, в настоящую минуту вполне убежден, что все случилось именно так, как я ему рассказал. Мое положение делается все тверже и тверже. На горизонте остается только одно черное пятно: те глупости, которые может наделать сумасшедший Дарнала. Единственное средство помешать его общению с Сесиль — это изолировать ее как можно скорее. Он вовсе не знает меня, не знает даже, кто я такой. Он и знать не будет, где Сесиль, когда я перевезу ее к себе, и, разумеется, не догадается напасть на ее след.
Впрочем, завтра я еще подумаю обо всем этом хорошенько».
На следующий день Анджело отправился в лечебницу раньше обычного и обошел самые удобные комнаты.
В одном из флигелей главного здания находилась маленькая квартирка, предназначенная для богатых клиентов. Она располагалась рядом с помещением директора заведения, которое старик еще продолжал занимать. Пароли должен был переехать сюда, как только уедет поляк. Маленькая квартирка, находившаяся рядом, была меблирована очень кокетливо и состояла из небольшой гостиной, спальни и уборной.
Пароли распорядился, чтобы ее привели в порядок, протопили, одним словом, приготовили к принятию жильца, и затем спустился в директорский кабинет.
Грийский уже ждал его, и первые его слова, обращенные к Пароли, были:
— Я уезжаю сегодня вечером.
— Уже! — воскликнул Пароли с видом вежливого сожаления, но в душе очень довольный известием.
— Да. Мне не терпится увидеть Варшаву. Я думаю, что ни один поезд не отвезет меня достаточно быстро. Итак, вы сегодня же будете иметь возможность поселиться в ваших апартаментах, мой дорогой коллега. Я думаю приехать в Париж в будущем году и рассчитываю на ваше гостеприимство. Надеюсь, вы не откажетесь приютить меня?
— Вы должны знать, дорогой учитель, что мне всегда приятно видеть вас!
— Верю и поэтому вполне на вас рассчитываю.
И, подавая Пароли карточку, на которой было написано несколько слов, Грийский прибавил:
— Вот мой адрес в Варшаве. Пишите почаще. Пишите о ваших успехах. Я интересуюсь и буду интересоваться лечебницей так же, как и прежде, когда еще она была моей.
— Обещаю писать аккуратно, но ведь вы же не окончательно прощаетесь со мной?
— Нет, я именно прощаюсь с вами теперь же. Я уезжаю. Багаж мой совершенно готов. За ним приедут после. Я буду занят несколькими визитами и устройством кое-каких последних делишек. Сюда я больше не вернусь.
— Но мне очень хотелось бы по крайней мере проводить вас на вокзал.
