— Еще раз говорю: я должен забыть о Люси, — горько прошептал молодой человек.
— Но почему?
— Судьбе так было угодно. Меня с Люси разделяет теперь непреодолимая преграда: преступление… пролитая кровь… кровь моего отца…
Этьен Кастель удивленно встрепенулся. Жорж провел рукой по лбу.
— Что ты хочешь этим сказать? — воскликнул он. — Неужели Люси?…
— Люси — дочь Жанны Фортье…
Жорж молчал, оглушенный такой новостью. Художник вскочил с места.
— Та девушка, которую вы любите, — дочь Жанны Фортье? — воскликнул он. — Вы уверены?
— Увы, сомнений тут быть не может! Я получил вполне убедительное доказательство! И оно все еще у меня…
— И от кого же вы его получили?
— От господина Армана.
По лицу Этьена Кастеля пробежала какая-то тень.
— От господина Армана! — повторил художник. — А откуда оно у него?
— Из мэрии Жуаньи; кормилица, прежде чем сдать Люси в приют, оставила там официальное заявление.
— Но что же заставило его предположить, что Люси может оказаться дочерью Жанны Фортье? Ведь для того, чтобы искать эти бумаги именно в Жуаньи, нужно знать, что Люси воспитывалась у кормилицы именно там. Откуда ему это известно?
— Не знаю, — ответил Люсьен, обеими руками схватившись за голову, — я точно с ума сошел! И знаю только одно: я очень ее люблю, а теперь мне любить нельзя…
— Но вы, помнится, говорили, что убеждены в невиновности Жанны Фортье.
— Это убеждение не имеет под собой никаких реальных оснований. Суд признал Жанну Фортье виновной. Как же я могу после этого жениться на ее дочери?
— Разумеется, не можешь! — заявил Жорж. — Тебе в такой ситуации даже колебаться недопустимо. Забудь о Люси… Что же еще остается делать?
— Я хотел бы доказать невиновность Жанны Фортье и добиться ее официального оправдания.
— Прекрасно! Но как? Ты можешь представить какие-нибудь документы или привести доселе неизвестные факты, наличие которых может служить основанием для пересмотра дела?
— Увы, ничего подобного у меня нет! Но если бы я мог встретиться с Жанной Фортье, наверное, она подсказала бы мне что-то!
— Она сбежала; но допустим, что ее поймали, вновь водворили в тюрьму, и ты с ней встретился. На протяжении двадцати с лишним лет она так и не смогла привести ни единого доказательства своей невиновности… А теперь вдруг сможет? Ну же, будь мужчиной, не раскисай! Довольно терзать себя и тешить пустыми надеждами. Следует смириться с фактами. Между тобой и Люси стоит непреодолимая преграда; забудь о Люси и женись на дочери Армана. Ведь вы, дорогой опекун, сказали бы ему то же самое, правда?
— Нет… — решительно возразил Этьен Кастель. — Случай свел дочь Жанны Фортье и сына Жюля Лабру; с таким же успехом по воле случая в один прекрасный день невиновность Жанны Фортье может стать очевидной для всех.
— А если этого не произойдет, Люсьен погубит свою жизнь.
— Но если когда-нибудь выяснится, что Жанна Фортье была невиновна, он до конца дней своих будет сожалеть, что поступил подобным образом.
— Ужасное положение! — прошептал Люсьен. — Что же мне делать?
— Выиграть время, постаравшись убедить Поля Армана в том, что когда-нибудь вы женитесь на его дочери, и попытаться отыскать Жака Гаро — может быть, теперь это не так уж и сложно сделать.
— У вас есть какие-то соображения? — горячо спросил Люсьен.
— Пока нет, но я намерен предпринять кое-какие шаги, и очень рассчитываю на то, что они дадут результат. У меня есть друзья, занимающие весьма высокое положение, и я прибегну к их помощи. Короче, настоятельно рекомендую вам сделать именно то, о чем я только что говорил:
— Тетушка много раз говорила, что отец надеялся тогда заработать огромное состояние на внедрении гильошировальной машины нового образца.
Когда Этьен услышал это, лицо его нисколько не изменилось. Лишь легкая морщинка, возникшая вдруг меж чуть сдвинутых бровей, свидетельствовала о том, что ответ Люсьена вызвал в нем немалый интерес. На этом друзья и расстались.
Люсьен Лабру вернулся к себе. Этьен Кастель, явившись домой, заперся в небольшой комнате, служившей ему библиотекой и рабочим кабинетом. Он открыл сейф и достал оттуда пачку бумаг в конверте, на котором было написано: «ЖОРЖ ФОРТЬЕ (1861)».
Художник углубился в чтение. В одних беспрестанно фигурировало имя
Когда госпожа Аманда очнулась от забытья, последовавшего за тем ужасным состоянием, в которое ее повергло канадское зелье, она принялась расспрашивать, что с ней было и почему она чувствует себя совсем разбитой. Снаружи послышался звон колокольчика.
— Это, конечно же, доктор, — сказал Овид, — пойду открою.
— Доктор! — повторила она, силясь хоть что-то вспомнить. — И ведь наверняка ко мне. Что же случилось? Голова такая тяжелая. И в груди все горит. Что же со мной произошло этой ночью?
Вернулся Овид, с ним — доктор Ришар. Аманда сразу же узнала его: это был тот самый врач, что осматривал лежащего без чувств Дюшмэна.
— Ну, сударыня, — спросил доктор, — как вы чувствуете себя нынче утром?
— Значит, я была больна?
— С вами случился сильный нервный припадок. По счастью, мне удалось остановить его, и я рад констатировать, что теперь вы пребываете во вполне удовлетворительном состоянии.
— Доктор, я чувствую страшную усталость. Такое ощущение, будто все мускулы и нервы совершенно расслаблены. Отчего это?
— Вполне естественные последствия припадка. Не стоит тревожиться. Полный покой и диета сегодня, и завтра все будет в полном порядке.
— Но как и почему со мной случился этот припадок? Я ведь ничего не помню!
— Вряд ли я смогу вам ответить лучше вот этого господина, — ответил врач, указывая на Овида.
— После ужина, — сказал Соливо, — с вами без всякой видимой причины случилось нечто вроде нервного припадка. Похоже, вам было очень плохо: вы все время стонали и сильно кричали.
— Довольно странно! — прошептала девушка. — Ничего подобного со мной в жизни не было.
Тут снова заговорил врач:
— Не стоит мучить себя, пытаясь вспомнить и понять, что с вами произошло. Повторяю: никакой опасности больше нет, теперь все в порядке, и я могу спокойно уйти. Честь имею, сударыня.
Овид проводил доктора до садовой калитки; прежде чем уйти, врач сказал:
— Остерегайтесь, сударь, еще раз подливать ей канадской настойки; вчера вы превысили дозу. И теперь она просто убьет ее!
— Я никогда больше не буду так делать, — заверил его Овид.
Доктор Ришар, отказавшись принять какое-либо вознаграждение, ушел.
