Женщина села. Маленький Жорж подошел к священнику.
— Господин кюре, — спросил он, — вы позволите мне поиграть в саду? Я цветы трогать не буду.
— Да, да, детка, ступай.
— Спасибо, господин кюре.
Малыш поцеловал мать и отправился в сад, лошадка покатилась за ним по мягкому песку садовой дорожки. Брижитт наливала кофе. Этьен, вооружившись карандашом, подправлял набросок, для которого Жанна, сама того не ведая, служила моделью.
— Вам уже лучше, не так ли, сударыня? — спросил священник.
— О да, сударь, мне гораздо лучше… благодаря вам! Силы вернулись ко мне.
— В достаточной ли мере для того, чтобы отправиться дальше?
Жанна покраснела и умолкла в нерешительности. Заметив ее смущение и замешательство, аббат продолжил:
— Я полагаю, что вы отнюдь не в Шеври направлялись. Или вы хотите остаться в деревне?
— Я хотела бы остаться здесь… — дрожа и запинаясь, проговорила Жанна, — и найти здесь то, ради чего шла так долго…
— То есть? — спросил аббат.
— Когда, падая с ног от усталости, полуживая, прижимая к груди ребенка, я позвонила в дверь вашего дома, я шла сюда на коленях просить вас о том, чтобы вы помогли мне найти здесь, в деревне, какую- нибудь работу — любую, какой бы скромной она ни была, лишь бы позволила мне выжить и вырастить обоих детей.
— Значит, у вас их двое?
— Да, сударь, у меня еще девочка одиннадцати месяцев; она у кормилицы… А Жоржу три с половиной года.
— А что с отцом ваших детей?
Жанна вытерла бежавшие по щекам крупные слезы и едва слышно ответила:
— Он умер.
— Вот как! Вы, стало быть, вдова?
— Да, сударь.
— Но для того, чтобы подыскать вам работу и кому-либо вас рекомендовать, я должен знать, кто вы. У вас есть документ, удостоверяющий вашу личность?
Женщина задрожала всем телом.
— Документ? — пролепетала она.
— Да. Вы, наверное, сами понимаете, что для того, чтобы человека, совершенно чужого в этих краях, пустили работать в какой-нибудь дом, нужна рекомендация. Без нее никто вас взять не согласится.
Жанна смертельно побледнела. Растерянность несчастной вдовы не ускользнула от священника.
— Как вас зовут?… — продолжал он расспрашивать.
— Жанна… — ответила женщина.
— Это имя. Раз вы были замужем, значит, носите фамилию мужа. Ну так? Ваша фамилия?
Ни лгать, ни даже молчать в нерешительности смысла не имело. Нужно было облегчить себе душу.
— Жанна Фортье… — с трудом выдавила из себя беглянка.
— Жанна Фортье! — повторил господин Ложье. — И вы из Альфорвилля…
Жертва Жака Гаро, насмерть перепуганная, вскочила на ноги.
— А! — вскричала она. — Вам все известно!
— Да, несчастное заблудшее создание, я все знаю, — сказал священник, взяв ее за руку. — Знаю, что вас разыскивает полиция…
— Меня! Полиция! В чем же меня обвиняют?
— В поджоге завода и убийстве господина Лабру.
— Но это неправда! Неправда! — содрогнувшись от ужаса, дрожащим голосом воскликнула Жанна. — Перед Господом Богом, головой моего сына, которого люблю больше всех в этом мире, клянусь, что я ни в чем не виновата!
Священник, его сестра и Этьен, пораженные тем тоном, которым женщина произнесла эти слова, и выражением ее лица, переглянулись.
— Но зачем же было бежать, если вы ни в чем не виноваты? Зачем скрываться? — спросил священник.
— Почему я сбежала? Почему скрываюсь? Да, вы правы, именно это и делает все обвинения правдоподобными, а приговор — неизбежным. Я сбежала потому, что знаю: мне не спастись… хотя было у меня доказательство моей невиновности, неопровержимое доказательство…
— И что же с ним случилось?…
— Огонь сожрал его, как и все остальное! Ах! Я расскажу вам все, господин кюре; вы сумеете придать мне сил, дабы я могла принять на себя грядущие муки, ибо отныне все мое существование превратится в сплошную пытку. Несчастья преследуют меня… все на меня обрушилось… а я ни в чем не виновата…
— Но как же поверить вам?
— Ах! Я сама знаю, что это трудно. Но все же выслушайте меня… Выслушайте и сами рассудите…
И лихорадочно, торопливо, задыхаясь от волнения, то и дело захлебываясь в рыданиях, Жанна рассказала о смерти мужа, погибшего при взрыве на заводе господина Лабру, о том, как ее взяли на работу, о дикой страсти, охватившей старшего мастера Жака Гаро, и его домогательствах; рассказала о письме, которым он пытался склонить ее уехать с ним, о том, как она это письмо истолковала; она вспомнила точные выражения и целые фразы; и, наконец, поведала о том ужасе, который охватил ее, когда начался пожар, и описала, как вошла во флигель и обнаружила Жака возле трупа инженера. Повторила слова и угрозы в ее адрес, сказанные этим подлецом в тот момент, когда он силой пытался вынудить ее бежать вместе с ним.
— Только тогда, — продолжала Жанна, — до меня стало доходить, о чем шла речь в письме. Состоянием, которое он предлагал мне, были деньги господина Лабру, и он намеревался их украсть! Я побежала было за этим письмом — бесценным доказательством моей невиновности, единственным шансом на спасение, но было уже слишком поздно! Мое жилище вовсю трещало, охваченное огнем, а люди уже кричали о том, что это я подожгла завод. Тогда я совсем потеряла голову и бросилась бежать, как безумная, прижимая к себе сына. Вот вам, сударь, правда, вся до конца. Я ни в чем не виновата. Спасением души моей, жизнью сына еще раз клянусь вам.
Тон, которым говорила Жанна, посеял доверие в душах присутствующих.
— Когда мать клянется головой ребенка, она не может лгать, — сказал кюре. — Я верю вам. Но объясните: как получилось, что Жак Гаро погиб на пожаре, пав, как утверждают, жертвой собственной преданности хозяину?
— Погиб! — вскричала Жанна. — Пал жертвой собственной преданности! Да Бог с вами!
— Статья в газете вполне однозначно это утверждает.
— Тогда и тени надежды не осталось! — прошептала женщина. — Если Жак Гаро мертв, то добиться моего оправдания уже не в силах человеческих. На одно я могла надеяться: что этот негодяй не посмеет лгать, глядя мне в глаза. Последняя надежда рухнула. Теперь все кончено.
— Успокойтесь, мое бедное дитя, прошу вас! — сказал священник. — Конечно, вы виноваты в том, что сбежали с завода, охрану которого вам доверили. Вы должны были оставаться на месте происшествия, ответить на все вопросы, опровергнуть все обвинения. Ваш побег — серьезная ошибка, но отнюдь не преступление. Чудовищное стечение обстоятельств, нагромождение ложных улик, которые свидетельствуют против вас, лишь усугубляя вашу вину, выглядят вполне правдоподобно, но ваш голос, ваш взгляд опровергают их.
— А станут ли судьи вслушиваться в мой голос? Заглянут ли они мне в глаза? — безутешно проговорила Жанна.
— Нужно опередить все обвинения, самой предстать перед судьями и крикнуть им: «
