значит, она и завтра по ней пойдет… Но, к несчастью, не одна… Досадно! Но что поделаешь… Тем хуже для Аманды!»
Час спустя Овид явился к «братцу» в Курбвуа. Он заранее написал записку и, положив ее в конверт, наспех заклеил его. Конверт он велел передать лже-Арману; тот был у себя в кабинете один и приказал немедленно впустить Соливо; как только дверь за Овидом закрылась, миллионер нетерпеливо спросил:
— Что за нелегкая тебя принесла?
— Здесь нас никто не услышит? — еле слышно прошептал Соливо.
— Нет… Можешь говорить… Какие новости?
— Завтра…
Это столь простое слово прозвучало с ужасающей ясностью. Жак Гаро побледнел, по телу у него пробежала дрожь.
— Завтра? — повторил он.
— Да, условия будут самые подходящие. Просто первоклассные.
Овид во всех подробностях рассказал свой план.
— Ну и что ты по этому поводу думаешь? — спросил он.
— Думаю, — ответил Жак, вытирая выступивший на лбу пот, — думаю, что и в самом деле все спишут на какого-нибудь случайного грабителя; вряд ли кому-то в голову придет подозревать нас с тобой. А ты, приятель, ловок оказался!…
— Да… да… хитрости мне не занимать! Знаешь, меня очень вдохновляет тот момент, что я работаю сейчас на такого хорошего парня, как ты, ты ведь мне настоящий друг…
— И, выражая свою признательность, я торговаться не стану.
— Знаю, черт возьми!… Когда все закончится и Люсьен Лабру женится на моей любимой племяннице, ты будешь у меня в большом долгу.
— Я тебе сейчас нужен?
— Да… Именно поэтому я и пришел.
— Что я должен сделать?
— Выдумать какую-нибудь неотложную работу, которая задержит тебя завтра здесь до поздней ночи.
— Это несложно… что еще?
— Предоставить мне возможность проникнуть на завод и попасть в твой кабинет так, чтобы не пришлось звонить во входную дверь и демонстрировать привратнику свою физиономию.
— Тоже несложно. Я дам тебе ключ от одной дверцы… Что еще?
— Еще мне нужна твоя карета, чтобы с бешеной скоростью вернуться в Париж; необходимо обставить все так, чтобы потом все думали, будто мы с тобой весь вечер вместе работали. Это на всякий случай — полное и вполне железное алиби.
— Нет проблем… Сможешь зайти ко мне в шесть вечеpa? Я буду тебя ждать, и мы здесь же, в кабинете, поужинаем.
— Главное, чтобы в половине девятого я был уже там, на месте.
— Мы быстро поужинаем. Я отпущу человека, который принесет еду. Мы останемся одни, и ты выйдешь через заднюю дверь. Вернешься через ту же дверь. Карета будет ждать на набережной. Естественно, все решат, что ты до поздней ночи сидел со мной и никуда не выходил.
— Превосходная комбинация! Впрочем, все это не более чем перестраховка, ибо ясно как день, что опасаться нам решительно нечего. Завтра я буду здесь ровно в шесть. Пожалуйста, спрячь этот чемодан куда-нибудь в надежное место: в нем мой наряд для завтрашнего мероприятия…
Ровно в восемь Овид Соливо — на сей раз в роли барона де Рэйсса — поджидал Аманду неподалеку от мастерской госпожи Огюстин. Когда девушка вышла, вид у нее был очень озабоченный. Это не укрылось от глаз Овида, и он спросил:
— Что с вами?
— Каторга, а не работа! Теперь неизвестно, когда мы будем ужинать… Я сейчас должна нанять извозчика и тащиться на набережную Бурбонов, дабы узнать, ездила ли Люси в Буа-Коломб.
Овид мог бы, не сходя с места, дать ответ на этот вопрос, но по весьма веским причинам предпочел смолчать.
— Я поеду с вами, голубушка, — сказал он. — Так что давайте поищем фиакр. А потом отправимся поужинать в ресторан «Серебряная башня», это совсем рядом с набережной Бурбонов.
Вторично проходя мимо спящего возле рощицы мужчины, Люси не испытала уже страха или удивления и пошла своей дорогой, даже не обернувшись. Вскоре кусты терновника вдоль дорожки и ограды частных владений скрыли ее от глаз наблюдавшего за ней «любителя поспать». Девушка шла по тропинке еще несколько минут, и вдруг остановилась, вскрикнув от радости и удивления: она оказалась лицом к лицу с мамашей Лизон — та была удивлена нисколько не меньше.
— Вот так случай!… — воскликнула женщина. — Откуда вы здесь, миленькая моя?
Люси объяснила.
— Ну а вы-то сами, мамаша Лизон, как будто каждый день бываете в Гаренн-Коломб, не хлеб же вы сюда клиентам носите… Длинноватый получился бы маршрут!
— Да, голубушка. Я впервые сюда приехала: в Гаренн-Коломб мне нужен дом 41 по Парижской улице.
— И что же вас привело в Гаренн?
— Мне нужно найти мать госпожи Лебре, моей хозяйки.
— А что, вашей хозяйке стало хуже?
— Чувствует она себя по-прежнему плохо… все хуже и хуже… и хочет повидаться с матерью. Уже год как господин Лебре поссорился со старушкой — из-за денег — и запретил ей даже приходить к ним в дом. Хозяйка не смеет попросить, чтобы он написал ей, вот и отправила меня сюда — уговорить старушку забыть все прошлые ссоры и обиды да навестить тяжело больную дочь.
— Жаль, что у меня так мало времени, а то бы я вас подождала. Но, увы, ничего не получится… К завтрашнему дню нужно закончить платье, мне даже придется везти его в Гаренн в девять вечера… это совсем невесело…
— Ну что ж, миленькая, давайте поцелуемся, и бегите скорей работать. А я пойду выполнять поручение хозяйки.
Они расцеловались, и Люси поспешила на станцию. А мамаша Лизон, чуть погодя, уже вышла на Парижскую дорогу. И оказалась перед каким-то владением, стены вокруг которого были увиты диким виноградом и плющом. Возле входа висела табличка с номером дома — 41. Жанна подергала за цепочку, колокольчик зазвенел; почти тут же появилась служанка — пожилая деревенская женщина, с подозрением разглядывавшая незваную гостью.
— Что вам здесь понадобилось?
— Я хотела бы поговорить с госпожой Лебель. Меня прислала ее дочь, госпожа Лебре, хозяйка булочной на улице Дофина.
— Идемте со мной.
Служанка отвела Жанну в дом, проводила в комнату на первом этаже, где сидела госпожа Лебель — весьма тучная особа лет шестидесяти с небольшим, — и сказала:
— Сударыня, эта женщина пришла по поручению вашей дочери.
— По поручению дочери! — воскликнула тучная особа. — А сама она что, разве больна?
— Да, сударыня.
— И давно?
— Уже две недели.
— И
— Меня прислал не он…
— Значит, дочь?… Но ведь ей прекрасно известно, что я никогда не переступлю порога ее дома, поскольку ее муж выгнал меня оттуда…
