Пан – так слуги называли своего господина – хотел видеть и слышать молодую гостью. Рогомм хотела идти с Венерой, но ей велели остаться в кухне. Слуга повел Венеру по огромным комнатам, которые походили более на галереи и не имели других украшений, кроме оружия и охотничьих трофеев. Наконец они вошли в четырехугольную залу, стены и пол которой совершенно исчезали под черно-бурыми лисьими мехами, что производило странный, но довольно живописный эффект. Яркий огонь сверкал в высоком камине, на котором стоял серебряный кубок.
У этого камина сидел или скорее лежал в огромном кресле пан. Без всякого сомнения, ему уже было более шестидесяти лет, и Венере он показался скорее низкого, нежели высокого роста. Впрочем, он прекрасно сохранился и, казалось, несмотря на лета, был одарен крепостью и бодростью. Костюм его состоял из серого суконного кафтана и панталонов того же цвета, обшитых галунами, как и кафтан.
Никакими словами нельзя выразить то впечатление, которое произвело на Венеру лицо этого старика. Цвет лица его был красен как кирпич и казался еще темнее от ослепительной белизны усов и волос, остриженных под гребенку; длинный крючковатый нос походил на клюв хищной птицы; маленькие глаза, иссиня-зеленые, чрезвычайно смелые, зоркие и хитрые, дополняли эту физиономию, поистине не имевшую ничего привлекательного.
Пан курил коротенькую черную трубку, облокотившись локтем на дубовый резной столик, на котором стояла большая хрустальная ваза, наполненная вином с пряными кореньями, и рядом лежала пара пистолетов, оправленных в серебро.
Когда Венера вошла, старик устремил на нее холодный взгляд, похожий на кошачий. Смущенная девушка остановилась на пороге. Он сделал ей знак подойти.
– Молодая красавица, – спросил он ее по-польски, – из какой вы страны?
Венера сначала не поняла. Старик повторил вопрос.
– Я родилась во Франции, – отвечала тогда девушка.
Старик продолжал на плохом французском языке:
– Как вас зовут?
– Венерой.
– Сколько вам лет?
– Кажется, шестнадцать.
– Кажется, говорите вы?
– Да.
– Стало быть, вы не знаете точно?
– Нет.
– Как же это могло случиться?
– Я никогда не знала моих родителей, и потому мне не известно, сколько мне лет…
– Стало быть, женщина, с которой вы пришли, вам не мать?
– Нет!
– Почему же вы живете вместе?
– Потому что она меня воспитала, а теперь я достаю ей пропитание.
– Каким образом?
– Пою, танцую… И нам везде дают пищу и гостеприимство.
Наступила минута молчания. Потом старик продолжал:
– Спойте и станцуйте мне. Я так хочу.
Венера тотчас повиновалась. Она начала петь, аккомпанируя себе на гитаре, потом схватила бубен и со странной энергией протанцевала очень живой танец, которому выучилась на границах Бискайи. Пока она танцевала и пела, старик не спускал с нее глаз. Даже когда Венера не смотрела на него, ей чудился блеск его бледных зрачков. Окончив танец, она поклонилась старику.
– Хорошо, – сказал он лаконично, – я доволен.
Потом он ударил по столу пистолетом. Явился дворецкий.
– Что прикажете? – спросил он.
– Уведи эту девушку, – отвечал пан, – дай ей постель и той женщине, которая с нею; пусть они не уходят из замка. Ступай…
Дворецкий почтительно поклонился, взял Венеру за руку и отвел ее в кухню.
Рогомм ожидала Венеру с величайшим нетерпением и принялась расспрашивать ее.
VI. Кошелек
Когда Венера рассказала ей все, от странного взгляда пана до приказания, отданного им, не отпускать их без его ведома, девушка увидела, как глаза мегеры заблистали адской радостью, причину которой она поняла только впоследствии.
– Ах, как ты счастлива, малютка! – вскричала Рогомм.
– Счастлива? – повторила Венера. – Почему?
Старуха пожала плечами с презрительным видом.
