— Как, вы хотите, чтобы я шел на этот вечер, где, без сомнения, меня ждет какая-нибудь западня?
— Нет, господин герцог, я не так понимаю визит к мистрисс Дик-Торн. Ваше присутствие на ее балу было бы неблагоразумным поступком, так как доказало бы всем, что ваш отъезд из Парижа — притворный.
— Тогда разрешите мне эту загадку!
Тефер улыбнулся:
— Теперь герцог де Латур-Водье зовется Фредериком Бераром, не правда ли?
— Да.
— Ну, так этот Фредерик Берар явится под каким-нибудь предлогом к мистрисс Дик-Торн, не опасаясь никакой западни, и узнает, чего она хочет от герцога де Латур-Водье.
Глаза сенатора засверкали.
— Вы, кажется, правы! — сказал он.
— Конечно, я прав. Расстроив планы противника, нанеся первый удар, вы обеспечите себе победу. Мистрисс Дик-Торн рассчитывает на ваше присутствие на балу. Ступайте в этот день утром, и вы застанете ее врасплох.
— Я пойду! — вскричал Жорж.
— И помните, чем бы она вам ни грозила — это пустые угрозы. Эстер Дерие — сумасшедшая и умерла для всего света. Рене Мулен уехал. Что же касается Берты Леруа…
Тефер остановился, не закончив фразы.
— Что же Берта Леруа? — живо спросил сенатор.
— Скоро будет не опасна, — закончил резким тоном Тефер.
Затем он распростился с герцогом и ушел, оставив его занятым мыслями о будущем и о решительном свидании с Клодией Варни.
В этот день у полицейского не было никаких дел в префектуре.
Расставшись с герцогом, он отправился домой. Там он изменил свою физиономию не хуже знаменитого Брассера и стал совершенно неузнаваемым. Одевшись мелким промышленником, он прошел пешком в Сент-Антуанское предместье и сел в омнибус, идущий в Монтрейль.
Около полудня он был уже на месте и, пройдя Монтрейль во всю длину, спустился по тропинке, окаймленной кустами терновника, по сторонам которой дозревал с греком пополам тощий и пыльный виноград.
Эта дорога вела в деревню Баньоле, прославленную в одной из песен Беранже. В нее парижане отправляются по воскресеньям есть фрикассе из кроликов.
Баньоле расположена у подошвы холма, бока которого разрываются уже много лет для добычи гипса. На вершине его стоял казенный патронный завод.
На западном склоне холма вились узкие дороги между каменоломнями и печами для обжига извести, от огней которых далеко виднелось зарево в темноте ночи.
На возвышенности располагалось несколько домиков, изолированных не столько расстоянием, сколько зияющими провалами заброшенных каменоломен.
Дороги, ведущие на эту возвышенность, зимой делались почти непроходимыми от беспрерывного движения тяжелых телег с известью, в обычное же время они были настолько сносны, что не могли устрашить пешехода, которому захотелось бы полюбоваться с вершины холма на панораму Парижа.
Придя в деревню, Тефер зашел в ресторан, славившийся своим фрикассе из кроликов. Посетителей не было.
Кухарка готовила у печи завтрак для персонала заведения, состоявшего из трех служанок, слуги и хозяина, величественно восседавшего у входа за блестящим оловянным прилавком, уставленным стаканами и бутылками.
Полицейский подошел к нему.
Патрон приподнял свой колпак, некогда бывший белым, и спросил:
— Чего вы желаете?
— Позавтракать как можно скорее, так как умираю от голода.
— Господин, может быть, хочет фрикассе? — крикнула кухарка, не отходя от печи.
— Ну, это было бы не кстати, — сказал патрон. — Видите ли, мы готовим фрикассе только по заказу, кроме воскресений и праздников, когда у нас бывает много народу.
— Ну, тогда дайте мне холодного мяса и пару яиц, — ответил, смеясь, Тефер.
— Сейчас вам подадут, — сказала одна из служанок, накрывая стол салфеткой и ставя прибор. — Какого вина прикажете?
— Старого бургундского, если у вас есть.
Сам патрон спустился в погреб, пыхтя, как тюлень, и через минуту явился с бутылкой самого почтенного вида.
— Вот славный торен, — сказал он, — вы не найдете лучшего ни в одном парижском ресторане.
Полицейский уселся, отрезал широкий ломоть холодной телятины и попробовал торен, который показался ему действительно хорошим.
— Скажите, пожалуйста, — обратился он к патрону, — могу я найти в Баньоле дом, который можно было бы снять?
— Для какой-нибудь мастерской?
— Нет, для жилья. Я хотел бы чистенький домик с хорошим садом.
— В деревне вам не найти этого, но наверху у завода — сколько угодно. Очень многие оттуда уже выехали. Мало кто остался на зиму.
— Почему же?
— Знаете, сударь, правда прежде всего. Я хоть и здешний житель, но вы спрашиваете, и я должен отвечать. Когда наступают дождливые и холодные ночи, в каменоломнях собирается много самого подозрительного народа…
— Тогда, значит, тут случаются преступления?
— Да, сударь, случаются… Больше чем следует.
— Но, я думаю, нечего очень бояться, когда не расстаешься ни днем, ни ночью с хорошим револьвером?
— Это недурная предосторожность, но все-таки я бы побоялся.
В качестве полицейского Тефер давно уже знал все, что сообщил ему его собеседник как новость. Поэтому он оценил похвальную откровенность виноторговца.
Действительно, с наступлением зимы Баньольские каменоломни становились убежищем многочисленных бродяг, считавших себя здесь в большей безопасности, чем в легендарных Американских каменоломнях.
Эти люди по временам совершали в окрестностях разные преступления, о чем Тефер также хорошо знал по опыту.
Он перестал расспрашивать, закончил завтрак и, расплатившись, вышел из ресторана.
Дорога, по которой он пошел, отделялась от главной улицы деревни и вела на верх холма между отверстиями каменоломен.
Эта дорога, довольно хорошо содержащаяся, описывала бесчисленные изгибы, по краям ее росли кусты терновника, между которыми кое-где попадался малорослый орешник. Видно, что корням их недоставало пищи, и они с трудом поддерживали свое существование.
Полицейский поднялся на холм и едва бросил взгляд на великолепную панораму.
Мрачный первый план представлял поразительный контраст с чудным горизонтом. Повсюду меловая почва грязно-белого цвета, повсюду — зияющие бездны, грозящие гибелью запоздалому или рассеянному путнику, удалявшемуся на несколько шагов от тропинок, ведущих к домам, разбросанным по возвышенности и окруженным жалкою растительностью.
Тефер по дороге заглянул в некоторые провалы, от глубины которых кружилась голова, в трещинах рос местами тощий кустарник.
Один из домов, стоявший совершенно уединенно, привлек внимание полицейского, и тот подошел к
