Они пошли рядом.
Герцог де Латур-Водье двинулся вслед за ними.
— Вы ищете какую-нибудь могилу? — спросил сторож.
— Могилу одного казненного.
— А! Могилу правосудия, как мы ее зовем по тому слову, которое вырезано на памятнике.
— Да, ту самую.
— Это одна из редкостей нашего кладбища, мы всегда показываем ее посетителям. Она недалеко от еще более знаменитой могилы четырех сержантов Ла-Рошели.
— Кто-нибудь наблюдает за ней?
— Да, она содержится в большом порядке.
Услышав это, Рене сделал движение удовольствия.
— Кто за ней ухаживает?
— Одна пожилая женщина, всегда в трауре, и красивый молодой человек: без сомнения, вдова и сын казненного.
— Они часто бывают здесь?
— Не проходит ни одной недели, чтобы они не приходили помолиться на его могиле.
Рене был все больше и больше доволен по мере того, как увеличивалась его надежда увидеться с теми, кого он искал.
— Почему вы думаете, что это вдова и сын казненного?
— А кто же может быть, кроме них?
— Не ходит ли с ними одна молодая девушка?
— Никогда.
— Вы в этом уверены?
— Совершенно уверен.
— Вы говорите, что они бывают каждую неделю, они приходят в какой-нибудь определенный день?
— Я не могу ответить наверняка, но мне кажется, что они приходят по четвергам.
— Утром или после полудня?
— Утром, между девятью и десятью часами.
— И всегда вместе?
— Прежде они всегда приходили вместе, но вот уже месяц, как пожилая дама приходит одна. Не знаю, уехал ее сын или болен, но, когда я ее встречаю, мне кажется, что она еще печальнее, чем прежде.
Сердце Рене сжалось от рокового предчувствия.
«Мадам Леруа приходила только с сыном, — подумал он, — неужели же Берта умерла? А теперь она приходит совершенно одна, какая причина может Абелю помешать сопровождать ее?»
Несколько минут он шел молча, тогда как герцог де Латур-Водье, может быть, невольно ускоряя шаги, подходил к ним все ближе и ближе.
Сторож повернул налево и скоро остановился перед группой высоких деревьев.
— Вот мы и пришли, — сказал он.
Между деревьями виднелся черный мраморный памятник, на нем было вырезано слово «Правосудие» и над ним — крест. Все буквы были окрашены внутри темно-красным; казалось, в мраморе виднелись капли застывшей крови. Эту могилу окружала простая решетка, которая вся была увешана венками иммортелей.
При виде этого печального уголка сердце Рене сжалось. Он преклонил колени, читая молитву, и мысли его невольно вернулись к далекому прошлому.
Он снова видел перед собой маленькую квартиру на Королевской площади, где Поль Леруа жил с прелестной женой и двумя малютками. Он слышал раздирающие душу рыдания, когда полиция вырвала из их объятий того, кто был для них всем на свете. Тюрьма, суд, эшафот промелькнули перед его глазами!
Он слышал глухой ропот толпы, видел окровавленную голову.
Смертельная бледность покрывала его лицо, и крупные слезы невольно катились из глаз.
Сторож с удивлением и любопытством глядел на него.
Ни тот, ни другой не слышали шагов, не видели, как какой-то человек спрятался сзади могилы и под покровом зеленой завесы следил за всеми их движениями и прислушивался.
Через несколько минут сторож первый нарушил молчание.
— Вы знали покойного? — спросил он.
— Да, я его знал и любил всей душой.
— Вы, вероятно, его родственник?
— Нет, я один из его рабочих или, лучше сказать, учеников. Поль Леруа был изобретателем. Он должен был стать знаменитым и богатым; я поступил к нему в мастерскую мальчиком. Он был добр ко мне, как и ко всем. А когда я потерял отца и мать, он руководил мною и сделал из меня хорошего рабочего и честного человека…
— И он умер на эшафоте! — прошептал сторож.
— И он умер на эшафоте! — глухим голосом повторил Рене.
— Двадцать лет назад я уже служил здесь и помню, как о казненном рассказывали много странных вещей и оспаривали его осуждение.
— Никто не знал истины, — возразил механик.
При этих словах подслушивавший герцог вздрогнул.
— Значит, — продолжал сторож, — вы верите в невиновность Поля Леруа?
— Я инстинктивно никогда не сомневался в этом, но уважал приговор и с ужасом спрашивал себя иногда: неужели я ошибаюсь? В настоящее время я уже не задаю этот вопрос. Я убежден, что Поль Леруа — мученик, а не преступник.
Герцог задыхался.
— Мученик? — повторил сторож. — По всей вероятности, это просто предположение?
— Нет, у меня есть доказательства.
— Возможно ли это?
— Настолько возможно, что если я найду семейство Леруа — а я найду его! — то оно будет иметь право и возможность требовать признания невиновности приговоренного к смерти.
Герцог схватился за ветку кипариса, чтобы не упасть.
Сторож с удивлением глядел на своего собеседника.
— Да, — продолжал Рене, — клянусь, что верну доброе имя несчастному или погибну сам!
Он поднялся и вытер слезы.
— Итак, — пробормотал сторож, — вы не знаете, что сталось с семейством казненного?
— Нет. Я приехал из Англии, где прожил много лет. И как только сюда явился, стал разыскивать жену и детей моего бывшего хозяина, но все поиски были напрасны… Но вы сказали, что вдова приходит сюда каждую неделю…
— Да.
— По четвергам?
— Да, мне кажется, что по четвергам.
— Следовательно, я найду ее здесь, хотя бы мне пришлось ждать ее каждый день целый год. Я недаром приехал из Англии! Недаром слово «Правосудие» вырезано над этой могилой.
Рене поблагодарил сторожа и, бросив последний взгляд на памятник, удалился.
Сторож последовал за ним, а герцог де Латур-Водье, оставшись один около могилы, не в состоянии был пошевелиться.
— Мститель! — прошептал он глухим голосом. — Мститель через двадцать лет! Кто этот человек? Откуда он? О каких доказательствах говорит? Какой случай мог дать ему в руки разгадку тайны? Ключ к таинственному делу, забытому уже давно?
Герцог с отчаянием опустил голову, но почти тотчас поднял ее, и в глазах его сверкнула решимость.
— Этот человек приехал из Лондона и думает найти вдову Поля Леруа. Он придет сюда ждать ее, —
