поделать. А все его четыре — четыре! — сына погибли. Старик и сам участвовал в Сопротивлении, прятал в замке очень многих, например, английских моряков, которых периодически выбрасывало там на скалы. Причем в том же самом замке, где засели боши! Но после войны вся округа вдруг забыла о его геройстве, старику только что не плевали в глаза. Жители Сен-Мало вообще очень специфические.
И тут вдруг является американская парочка, просит пустить их пожить в замке. Маркиз де Жолимон не против. Вот тогда-то они и сговорились насчет купли-продажи, а на вырученные деньги старик собрался уйти в монастырь. Он уже вел переговоры с настоятелем Сен-Мишеля насчет вклада и пожизненного проживания, правда, не очень хотел постригаться в монахи, потому-то вроде и нужен был вклад. А старик был еще и с гонором, маркиз все-таки, стало быть, вклад нужен достойный. Называет американцам сумму, в его представлении для такой руины просто баснословную, и тут вдруг какой-то сопливый американский репортеришка, даже не торгуясь, достает чековую книжку и приписывает к сумме лишний нолик!
Старик чуть не заплакал от радости. Тут встает другая проблема — оформлять купчую. А это сорок пятый, хоть уже и ближе к осени, но хаос — полный! Короче говоря, только зимой сорок шестого они смогли все как следует оформить, причем на Джессику, это было почему-то удобнее, то ли из-за налогов, то ли еще почему. Ну и вот, все утряслось, старик собирается в монастырь, говорит, что хотел бы взять с собой кое- какие личные вещи. «Да, пожалуйста, — говорит Уоллер, — берите что хотите». А в замке, считай, одни голые стены.
Старый маркиз что-то все-таки там увязал, в том числе, этих самых «коровок», потому что это работа одного из его сыновей, который мечтал стать художником, может, и стал бы, если бы не война. Неважно, что сюжет специфический, главное, это все, что осталось от сына. Ну и еще взял какие-то канделябры, древнее блюдо с отбитыми краями, пару полуобгорелых гобеленов, фамильную Библию. Уоллер берется на следующий день отвести старика на машине по косе. Там же ведь только при отливе можно добраться до аббатства посуху. А к утру старик возьми да и умри. А чек для вклада — за пазухой.
Другой бы на месте Уоллера в жизни не отдал деньги монахам. А Дональд отдал. Бабушка говорила, что он был замечательный парень, этот Дональд Уоллер, она всю жизнь только его одного и любила. Причем Дональд еще устроил, чтобы старика похоронили в аббатстве, и все его личные вещи тоже отдал монахам. Но «коровок» те, понятно, не взяли, хоть Дональд и предлагал.
Ну и зажили Уоллеры в замке на широкую ногу. Они уже и при старике там всем заправляли — кое-что чинили, сажали, а самое главное, у них постоянно толклись всякие американские люди. После войны американцы вообще жили во Франции припеваючи, можно сказать, как петухи в мармеладе. При старике все это происходило вполне чинно-благородно, потому что никто не знал, вдруг маркиз передумает насчет купчей. А уж когда его не стало, что тут началось! И гулянка, и стройка одновременно. Стройка, это, конечно, неплохо, очень многим в округе нашлась работа, да и для гулянок рыбку уоллерская компания тоже хорошо покупала, потом пошли фрукты-овощи, в том числе свои. Джессика ведь наняла садовника, и он ей там вокруг замка, сколько было места, все засаживал! Первые годы, понятно, для пропитания, а потом и цветники, и всякие парковые фокусы.
Садовник был очень красивым мужчиной, короче говоря, Дональд Уоллер и застал с садовником свою женушку чуть ли не в первый день, как она наняла этого парня. То есть весной сорок шестого года.
В первый момент Дональд глазам не поверил, ведь он, как и любой муж, не сомневается в верности своей половинки, что бы там за спиной ни говорили. А тут вот пожалуйста — оба голенькие, и жена, и садовник — сюжет из «Леди Чаттерлей». Дональд постоял, посмотрел, может, молча, может, и сказал им что, а потом бегом побежал к моей бабушке.
Понятно, тогда она была вовсе не бабушка, а вполне еще хорошенькая и вполне молодая женщина, единственным другом и защитником которой был покойный де Жолимон. Бабушка попала во Францию перед войной, они отправились на заработки с мужем. Хотя бабушка всегда категорически настаивала, что вовсе не на заработки, а в поисках чудесной горы с монастырем, которая стоит посреди моря за краем света. Вот какие романтические представления о географии были в головах моих дедушки и бабушки.
После многих приключений они наконец-то оказались в Сен-Мало и нашли работу в Жолимоне, Хейке, бабушкин муж, — конюхом, а она — прислугой на кухне. Но потом началась война и практически все население замка, включая жену, дочь и невесту одного из сыновей маркиза, погибло в самом начале оккупации. Точно на замковую церковь, в подвалах которой все тогда прятались от налетов, рухнул подбитый бошами английский бомбардировщик. Но замок уцелел, потому что церковь стояла несколько на отшибе, — и самолет вместе с куском утеса увлек ее за собой в море. Бабушка уцелела тоже. Чудом — она не успела спуститься в подвал, погнавшись за любимой маркизовой собакой. А самого же маркиза в тот день просто не было в замке. Тогда в замке уже размещался командный пункт бошей, потеснивших его законных обитателей, это была еще одна из причин, почему англичане так настойчиво бомбили Жолимон с воздуха.
Возвращаясь, маркиз еще издалека увидел пожар в замке, а когда узнал о трагедии, просто слег. Бабушка ухаживала за ним, и они очень сблизились. Маркиз от горя был на краю смерти, но она выходила его, как родного отца. Они не расставались — именно маркиз выучил мою бабушку роскошному французскому языку. Кругом бомбежка — а они читают Ронсара.
Когда маркиза не стало, бабушка не знала куда ей податься, но Дональд не возражал, чтобы она по- прежнему выполняла в замке свои кухонные обязанности. Он по доброте душевной всегда хорошо относился к Ирен, «верной маркизовой собачонке». Они все звали ее Ирен, Ииркии якобы выговорить невозможно. Кстати, Элен, ты, наверное, единственная француженка, которая абсолютно правильно произносит мое имя, а оно куда как сложнее бабушкиного. Как тебе удается? — спросила финка.
Я тряхнула головой, прогоняя дремотное состояние от ее монолога. Это что, мы уже на «ты»?
— Нет, правда, Элен? Знаешь, это потрясло меня больше всего, когда ты заговорила.
Точно, на «ты». Я открыла рот, чтобы сказать, мол, сложные имена — дело практики, но тут в дверь позвонили.
— Ох! — выдохнула финка. — Это же Никс! Мы про него совсем забыли! — И метнулась к выходу из комнаты.
— Ты больше не боишься его впускать? — спросила я.
— А что?
— Ну… так. Подожди, ты не дорассказала про бабушку.
— Собственно, уже почти все. Она сразу поняла, чего хочет от нее Дональд, и отдалась ему с радостью. Она была очень романтичной особой и его хорошее отношение всегда считала любовью, которую он тщательно скрывает из-за неравенства их положения. Она совсем не возражала! Она была счастлива! Тут врывается Джессика с фотокамерой и — щелк-щелк! — уже этих голеньких. А затем: «Итак, дорогой, ты сам подашь на развод. Но замок — мой! И не вздумай пытаться отсудить его! Ты рано или поздно будешь баллотироваться в Сенат, и, если тронешь мой замок, твою голую задницу увидит весь мир».
Дональд уехал из замка в тот же день, и бабушка больше никогда его не видела. Она хотела уволиться, но Джессика не отпускала, неожиданно из хозяйки превратившись в самую задушевную подругу. Потом родилась моя мама — дочь бабушкиного милого Дональда. Джессика стала ее крестной! Через несколько лет бабушка все-таки решила вернуться в Финляндию, Джессика даже плакала, но отпустила. Хотя никогда не теряла бабушку из виду. Ясно же, она боялась, что Дональд начнет судиться из-за замка, а бабушка — лучшая свидетельница. Но так ничего и не произошло.
Глава 16,
в которой Никс снова напомнил о себе настойчивым звонком
Линна пошла открывать, досказывая на ходу:
— А потом, когда Дональд уже умер, Джессика пригласила в замок мою бабушку и моих маму с папой, даже за билеты на всех заплатила в оба конца! Потом родилась я.
Линна открыла дверь. У Никса был очень грустный вид и куча окурков на ступеньке.
— Так нечестно, Лени, — сказал он.
Финка снизу вверх посмотрела на него и спросила:
