время был повод обвинить ее в супружеской измене. Маркиз начнет ревновать и окончательно разъярится, а мы сделаем каждую ее измену достоянием гласности, и о ней будут судачить до тех пор, пока репутация ее не будет окончательно погублена. Убежденный в виновности жены, маркиз увидит ее опозоренной и на законном основании отберет у нее право распоряжаться наследством, хранить которое будет поручено одному из нас троих. Утратив доверие супруга, маркиза прослывет либо беспутной, либо сумасшедшей, все станут показывать на нее пальцем, и нам придется вновь заключить ее в Ганж, А там мы посмотрим, что с ней сделать.
— Превосходно, — ответил шевалье, — только действовать надо крайне осторожно. Если маркиза испугается заранее, поступки ее могут стать непредсказуемыми и все наши усилия будут напрасны. К тому же в лице ее матери мы имеем не только бдительного, но и умного стража, который может заподозрить нас, а в этом случае козни наши будут раскрыты еще быстрее.
— А потому, — заключил аббат, — нам надо старательно скрывать наши истинные намерения.
— Согласен, но неужели надобно по-прежнему делать несчастной эту очаровательную женщину? Тогда пусть уж сети, которые мы сплетем, расставят те, кого я ни при каких обстоятельствах не стану ревновать к Эфразии.
— Ах, друг мой! Нам нужно золото, и мы сделаем все, чтобы раздобыть его. А когда золота у нас будет много, мы сможем купить себе любых женщин, еще более прекрасных, чем Эфразия!
— Невозможно! Ни одна женщина не сравнится с ней! За все золото Европы я не куплю
женщину, в которую смогу влюбиться столь же сильно!
— Это просто лихорадка, она скоро пройдет. Не ты один попал под обаяние этой особы. Поверь мне, дорогой шевалье, сначала нужно удовлетворить материальные потребности, а уж потом станем говорить о любви. Давай сначала разбогатеем.
— Согласен! Так что ты предлагаешь?
— Надо сделать все от нас зависящее, чтобы погубить эту женщину, чтобы у ее мужа не осталось к ней ни капли уважения. Хочешь, чтобы я выразился яснее? Что ж, я скажу, друг мой. Надо ославить ее на весь Авиньон как распутницу, опозорить ее в глазах общества, заставить стыдиться самое себя, а потом снова заточить ее в замке Ганж.
— Прости, что повторяюсь, но как быть с ее матерью?
— Есть тысяча способов избавиться от нее. Она уже в возрасте, поэтому, если как следует подумать, ее вполне можно выдать за умалишенную. Тогда ее признают недееспособной и отберут у нее опеку.
— Пожалуй, можно придумать кое-что и поинтереснее, — задумчиво произнес шевалье. — Но сначала давай попробуем сделать то, что предлагаешь ты, а главное, заметем следы, чтобы никто не заподозрил в нас авторов этой интриги...
— Ну а моя любовь? Какое место ты отводишь ей?
— Не исключено, что она окажется удачной. Впрочем, об этом ты сам мне потом расскажешь.
— Обещаю.
И, преисполнившись решимости, братья расстались, дабы уже сегодня начать действовать согласно принятому ими адскому плану.
Как мы могли убедиться, аббат ни единым словом не выдал истинных своих намерений. Он был слишком хитер и умен, чтобы во всеуслышание объявлять себя соперником собственного брата, имевшего гораздо больше шансов, чем он. Но он был уверен, что сумеет затянуть свою невестку в сплетенную им сеть и, таким образом, исполнить все свои желания.
Среди избранного общества, допущенного в дом к г-же де Ганж, была некая графиня де Дони. Муж ее принадлежал к знатному флорентийскому семейству, обосновавшемуся в Авиньоне во времена правления пап. Знатность этой женщины открывала перед ней двери всех благородных домов, однако нрав ее был столь ужасен, что, если бы глубочайшее лицемерие и выспренные речи не скрывали ее истинную сущность, вряд ли хотя бы один честный человек стал бы принимать ее у себя. Муж ее умер несколько лет назад, оставив ее вдовой и без детей в том возрасте, когда еще не увядшие прелести делают наличие страстей вполне законными. Г-же де Дони едва исполнилось сорок лет, она была красива лицом и владела солидным состоянием, позволявшим ей занимать место в высших кругах общества. Ей приписывали многих любовников; однако она так ловко и в такой глубокой тайне плела свои интриги, что клевета не коснулась ее своим крылом, и даже когда ее неблаговидное поведение было очевидно, она умела повернуть дело так, что всем проще было поверить в ее непогрешимость, нежели в ее распутность. Такие женщины
встречаются гораздо чаще, чем нам кажется, и они гораздо более опасны, чем откровенные кокетки: от кокетки можно защититься, от тайной распутницы — никогда.
В течение нескольких лет г-жа де Дони являлась любовницей аббата де Ганжа. За это время аббат смог изучить ее характер, и она показалась ему подходящей кандидатурой, способной помочь осуществить его коварные замыслы, направленные против несчастной невестки. Поделившись своими планами с г-жой де Дони, аббат с радостью убедился, что выбор его был правильным. Любая проделка, любое злокозненное предприятие, особенно осуществленное втайне, доставляли этой особе неизъяснимую радость, а потому она без колебаний согласилась принять участие в интриге аббата; оставалось только завлечь в расставленные силки маркиза де Ганжа.
Как мы уже сказали, г-жа де Дони отличалась необычайным лицемерием, и втереться в доверие к г- же де Шатоблан и ее дочери для нее труда не составило. Поэтому однажды она сказала г-же де Ганж:
— Мне очень жаль, что между вами и маркизом де Ганжем установились прохладные отношения. Ваше раздельное проживание вызывает удивление у всего города. Вчера, к примеру, на приеме у герцога де Гаданя все были крайне удивлены, что маркиз живет не у вас, а в другом доме.
— Это связано с тем, что в городе у нас нет своего дома, — ответила г-жа де Ганж, — и мы делаем все, чтобы упущение это исправить. Но от проживания в разных домах мы не стали меньше любить друг друга. Полагаю, уже следующей зимой мы всей семьей будем проживать в одном доме.
— Я вас понимаю, но вы же не объясните это каждому, а потому люди будут продолжать судачить, домысливать и искать причины там, где их нет и быть не может. Ах, Эфразия, зачем я вам все это объясняю, вы не хуже меня разбираетесь в людях, а потому вряд ли удивитесь, когда узнаете, что в городе все только и делают, что обсуждают ваше охлаждение друг к другу! Скажите мне правду, дорогая, откройте мне душу: в чем причина вашего отдаления друг от друга, о котором шепчется весь город? В ваших интересах рассеять досужие сплетни, дело чести — заставить умолкнуть сплетников. Заклинаю вас во имя дружбы, кою я всегда к вам питала: расскажите мне всю правду, не таитесь, ответьте доверием на мою искренность. Ведь не желай я вам добра, я бы не стала задавать вам такой вопрос.
Коварная г-жа де Дони сумела затронуть наиболее уязвимое место в сердце маркизы, и несчастная, не выдержав, бросилась в объятия сей лицемерной особы и призналась, что охлаждение к ней Альфонса является истинной правдой, но причины сего охлаждения ей неведомы, и она готова отдать свою жизнь, чтобы эту причину узнать.
— Так вы хотите знать правду? — с наигранным удивлением спрашивает г-жа де Дони. — Дело в том, что муж ваш слишком ревнив. История с Вильфраншем, известная здесь многим, доказывает, что Альфонс ревнив до чрезвычайности, а ревнивые мужья неизбежно становятся либо холодными, либо вспыльчивыми. Ваш супруг, похоже, относится к первому разряду. Однако помочь делу можно всегда.
— Мне уже предлагали разные способы, но все они вызвали у меня только отвращение.
— Неверность, не правда ли? О! я не хочу обучать вас коварству, дорогая. Когда был жив мой муж, обстоятельства, похожие на ваши, поставили меня перед необходимостью применить средство, о котором я вам сейчас расскажу, и с его помощью я достигла своей цели. Поэтому, прежде чем отвергать это средство, я попрошу вас внимательно меня выслушать и, если вам оно подойдет, воспользоваться им.
Когда вам кажется, что узы Гименея утомляют супруга, попытайтесь оживить их, дабы он вновь воспарил на легких крыльях любви. Перестаньте хотя бы на миг быть супругой маркиза де Ган-жа — станьте его любовницей; вы не представляете, как много может выиграть женщина, если она сумеет сыграть иную, непривычную для нее роль. Я подогрею его воображение до такой степени, что он согласится на романтическое свидание с собственной женой, а я у себя в доме подготовлю для вас темный кабинет. Вам же, чтобы лучше сыграть задуманную сцену, придется делать вид, что вы встретились с другим человеком. Поверьте, пламя его былой любви разгорится с новой силой! Уступите, если он обнимет вас. Чем вы рискуете, если вы уверены, что пребываете в его объятиях? Вы почувствуете, как он, опьяненный любовью,
