отвечает, чтобы его обождали, и мчится на помощь супруге. Но госпожа де Курваль, изнемогая от внезапно охватившей ее смутной тревоги... старается скрыть свой страх от встречи с только что объявленным незнакомцем. Она делает над собой усилие, поднимается и говорит:
– Все это пустяки, сударь, не обращайте внимание. Пусть он войдет.
Лакей выходит. Через минуту он возвращается в сопровождении мужчины лет тридцами семи – тридцати восьми. Его приятное лицо, казалось, отмечено печатью неизгладимой грусти.
– О, отец мой! – вскрикивает незнакомец, падая к ногам господина де Курваля. – Узнаете ли вы несчастного сына, разлученного с вами двадцать два года назад, жестоко наказанного за свои ошибки бесконечной чередой невзгод?
– Кто? Вы – мой сын!.. Великий Боже!.. Какими судьбами. Неблагодарный, что напомнило тебе о моем существовании?
– Мое сердце... повинное мое сердце, никогда не прекращавшее любить вас... Выслушайте меня, отец мой... выслушайте, я поведаю вам о бедах куда более страшных, чем мои собственные. Соблаговолите присесть и выслушать меня. И вы, сударыня, – продолжает молодой Курваль, обращаясь к супруге своего отца, простите, что впервые свидетельствую вам свое почтение, я вынужден раскрывать перед вами ужасные несчастья нашей семьи, которые невозможно далее скрывать от моего отца.
– Говорите сударь, говорите, – произносит госпожа де Курваль, запинаясь и бросая блуждающие взгляды на молодого человека. Язык несчастья для меня не нов. Я знакома с ним с самого детства.
И наш путешественник, пристально вглядевшись в госпожу де Курваль, с невольным смущением ответил ей:
– И вы несчастны, сударыня?.. О, небо праведное, возможно ли быть столь же несчастной, как мы!
Все садятся... Состояние госпожи де Курваль неописуемо... Она устремляет глаза на этого кавалера... Затем потупляет взор... и взволнованно вздыхает... Господин де Курваль плачет, сын пытается успокоить его, умоляя выслушать его со вниманием. Наконец, беседа входит в определенное русло.
– Мне так много нужно рассказать вам, сударь, – говорит молодой Курваль. – Позвольте опустить детали и сообщить только факты; прошу вашего обещания, а также обещания госпожи, что вы не станете прерывать меня, пока я не изложу все события.
Я покинул вас, сударь, когда мне было пятнадцать лет. Первым моим побуждением было последовать за матерью, которую я столь опрометчиво вам предпочел; она рассталась с вами много лет назад. Я присоединился к ней в Лионе, однако беспутство ее до такой степени ужаснуло меня, что, дабы сохранить хотя бы остатки моих чувств к ней, я вынужден был бежать от нее. Я переехал в Страсбург, где был расквартирован Нормандский полк...
Госпожа де Курваль встрепенулась, но не двинулась с места.
– Я вызвал некую симпатию у полковника, – продолжал молодой Курваль, – познакомился с ним покороче, и он дал мне чин младшего лейтенанта; год спустя я вместе с полком прибыл на постой в Нанси; там я влюбился в родственницу некоей госпожи де Веркен... соблазнил эту юную девушку, имел от нее сына, после чего безжалостно бросил его мать.
При этих словах госпожа де Курваль вздрогнула, из груди ее вырвался глухой стон, однако она еще продолжала держать себя в руках.
– Это злосчастное приключение явилось причиной всех моих невзгод. Я поместил ребенка от этой несчастной девушки у одной женщины неподалеку от Меца, которая пообещала мне позаботиться о нем. Некоторое время спустя я вернулся в свой полк. Там мое поведение было признано недостойным; девушка эта не могла больше появляться в Нанси, и меня обвиняли в том, что я погубил ее; она была очень мила, и судьба ее взволновала многих в городе; нашлись те, кто пожелал отомстить за нее; я дрался на дуэли, убил своего соперника, затем я переехал вместе с сыном в Турин, забрав его из окрестностей Меца. Двенадцать лет я прослужил у короля Сардинии. Не стану описывать все пережитые мною неудачи – им нет числа. Лишь покинув Францию, начинаешь понимать, что такое тоска по родине. Тем временем, сын мой подрастал и подавал большие надежды. В Турине я свел знакомство с одной француженкой из свиты той нашей принцессы, что вышла замуж при здешнем дворе, и эта почтенная особа выразила сочувствие к моим несчастьям. Я осмелился просить ее отвезти моего сына во Францию, дабы усовершенствовать там его воспитание, обещая ей навести порядок в моих делах и забрать у нее мальчика через шесть лет. Она дала согласие, отвезла моего несчастного ребенка в Париж, делала все возможное для его воспитания и в точности сообщала мне обо всем.
Я вернулся на год раньше, чем обещал; прибываю к этой даме, полный надежд обрести сладостное утешение в объятиях сына, с желанием прижать к себе этот милый залог некогда преданной мною любви... все еще обжигающей мое сердце... – Вашего сына больше нет, – говорит мне сия достойная подруга, обливаясь слезами, – он стал жертвой той же страсти, что сделала несчастным его отца. Мы отправили его в деревню, там он влюбился в одну очаровательную особу, чье имя я поклялась держать в тайне. Повинуясь безудержному порыву любви, он попытался похитить силой то, в чем ему отказала добродетельная девушка... Удар, нанесенный ею, чтобы отпугнуть его, поразил юношу в самое сердце и оказался для него роковым...
Тут госпожа де Курваль впала в оцепенение, в какой-то миг даже показалось, что она уже не вернется к жизни; глаза ее стали безжизненно-неподвижными, кровь остановилась в жилах. Господин де Курваль, прекрасно уловив гибельную взаимосвязь этих злоключений, прервал сына и поспешил на помощь жене... Она приходит в себя и, сделав над собой героическое усилие, произносит:
– Пусть ваш сын продолжает, сударь. Похоже, чаша горестей моих еще не испита до дна.
Тем временем молодой Курваль, в недоумении, от чего эта дама принимает так близко к сердцу события, имеющие к ней, казалось, весьма отдаленное отношение, невольно приглядывается к ней, нечто неуловимое проскальзывает в чертах супруги отца его, и он не может смотреть на ее лицо без волнения. Господин де Курваль хватает сына за руку, стараясь отвлечь его внимание от Флорвиль, и приказывает продолжать свой рассказ, отбрасывая ненужные подробности, останавливаясь только на главном, уверяя, что таинственные совпадения, коими изобилует это повествование, вызывают в нем живейший интерес.
– После пережитой мною утраты сына я был в отчаянии, – продолжает наш путешественник. – Ничто уже не удерживало меня во Франции... Только вы один, отец мой!.. Но, не отваживаясь приблизиться к вам и опасаясь вашего гнева, я решил отправиться в путешествие по Германии. Несчастный родитель мой, сейчас мне предстоит поведать вам самое страшное, – говорит молодой Курваль, орошая слезами руки отца, – крепитесь же и вооружитесь мужеством, умоляю вас.
– Прибыв в Нанси я узнаю, что некая мадам Дебар – это имя взяла себе моя мать, ступив на путь разврата, после того, как ей удалось заставить вас поверить в ее смерть – итак, я узнаю, что эта самая мадам Дюбар недавно заточена в тюрьму за то, что заколола кинжалом свою соперницу, и на следующий день будет казнена.
– О сударь! – восклицает несчастная Флорвиль, кидаясь на грудь мужу со слезами и стенаниями... – О сударь! Теперь вы видите, чем завершается страшная череда моих злоключений?
– Да, сударыня, теперь вижу, – говорит господин де Курваль, – теперь вижу все, сударыня. Только заклинаю вас, дайте моему сыну договорить.
Флорвиль удалось снова сдержать себя. Однако она едва дышала и находилась на пределе своих душевных и физических сил.
– Продолжайте, сын мой, продолжайте, – говорит несчастный отец. – Еще немного, и я вам все объясню.
– Хорошо, сударь, – соглашается молодой Курваль. – Прежде всего я осведомляюсь, не произошла ли путаница в именах, к сожалению, все оказалось предельно ясно: преступница эта – моя мать; я испрашиваю разрешения увидеться с ней, добиваюсь встречи и падаю в ее объятия...
«Я умираю виновной, – говорила мне эта несчастная. – Но к событиям, приведшим меня к смерти, явно примешивается умысел злого рока. Подозрения должны были пасть на другого человека, поначалу так и случилось, но в этой гостинице случайно оказалась некая женщина с двумя слугами, они присутствовали на месте преступления, я же была настолько поглощена содеянным, что не заметила их: именно их свидетельские показания явились причиной смертного приговора. Впрочем, теперь это уже не имеет значения, не станем тратить последние минуты разговора на бесполезные жалобы; я должна раскрыть вам
