утопленник.
Когда я собрался уходить, старик спросил, не хочу ли я купить миниатюрную копию «Горгоны». Он заломил баснословную цену, но в конце концов согласился на несколько песо, что нашлись у меня в кошельке. Я слышал у себя за спиной горькие причитания старика, что это самое сложное дело на свете – собирать кораблики в бутылке, это даже сложнее, чем плавать на них.
Музей Трехо
В пятницу после обеда на кафедре зазвонил телефон. Это был Трехо.
– Миро, пришло время серьезно поговорить. Мне нужна дополнительная информация о Брокке.
Я начал извиняться, но Трехо не дал мне договорить; он настоял на том, чтобы я записал его адрес.
– Приходите в девять вечера. Я вам не враг, и нам нужно о многом поговорить. Я покажу вам свой музей.
В девять с четвертью я поднялся на шестой этаж старого здания, расположенного рядом с рынком «Онсе».[11] Даже дома Трехо не расставался со своим шарфом.
– У меня отопление сломалось. Приходится целый день топить печку, но этого недостаточно, чтобы согреться. Дом огромный, высокие потолки, окна толком не закрываются…
Я заметил, что вдоль одной стены высились стеклянные ящики на узких подставках, напоминавшие аквариумы после эпидемии.
– Я получил их в наследство от своей тетки, которая владела ювелирной лавкой. Сначала я подумывал их продать, но потом пришел к мысли, что они могут мне пригодиться в моей исследовательской работе. Сейчас музей почти пуст, но скоро я добавлю новые экспонаты. Я рассчитываю на вашу помощь.
Я увидел одну из книг Конде, экземпляр «Утерянных бумаг» с фотографией Сельвы Гранадос на обложке, одну из многочисленных версий «Замен» в виде фотокопии газетного издания.
– Если не хватает настоящих документальных доказательств, можно пополнить музей и словесной шелухой, – сказал он, как бы извиняясь.
Я достал из сумки «Горгону». Трехо улыбнулся, как маленький мальчик при виде новой игрушки, и поместил бугылку с корабликом в одну из стеклянных витрин своего музея.
– Эту витрину я назову: «Смерть Брокки». Нет, лучше: «Кораблекрушение 'Горгоны'». Нет никаких доказательств, что Брокка умер.
– Я так понял, что я у вас под подозрением. Но ведь я не один там работаю, в здании.
– Кто-то оставил в канцелярии университета пакет на мое имя. На единственном листочке внутри конверта было написано: кафедра аргентинской литературы. Отпечатано на пишущей машинке со стертой лентой. Не знаю, на кого меня хотели направить: на вас или на доктора Конде. Там была еще подпись. Имя мертвого человека.
– Виейра?
– Нет. Брокка.
Он пригласил меня присесть и принялся готовить кофе. Я начал рассказывать подлинную историю, но Трехо сделал вид, что ему это неинтересно; он перебил меня, чтобы спросить, нравится ли мне крепкий кофе, как я пью – с сахаром или без, черный или с молоком. В середине моего рассказа он отодвинул в сторону кофеварку, выпустившую порцию кипятка в его левую руку. Я рассказал ему все, умолчав только о своей поездке в дом отдыха «Спиноза».
– Вы вообще меня слушали?
– Очень внимательно. Я вас для этого и пригласил.
– И каково ваше мнение?
– А ваше?
– Кто-то из этих троих: Гранадос, Новарио или Конде, – нашел мертвого коменданта и использовал эту возможность, чтобы запугать остальных.
– А если его убили?
– Для чего? Его никто даже не знал.
– Неправда. Конде хорошо его знал. – Трехо разлил кофе по чашечкам из тонкого английского фарфора, которые, по его словам, он также унаследовал от своей тетушки. – Три года назад я расследовал кражу коллекции писем писателей прошлого века. Это было одно из моих первых дел. Их украл с кафедры аргентинской литературы один бывший студент. Он попытался вывезти эту коллекцию в Соединенные Штаты, где заблаговременно нашел покупателя. Поскольку за ним уже числилась подобная кража из Национальной библиотеки. я нашел его без труда. Он пообещал вернуть письма, если я, в свою очередь, пообещаю не предавать это событие гласности. Я согласился, но при условии, чтобы он назвал имя сообщника. Это был Виейра, который открыл ему дверь института, когда в здании почти никого не было. Я собирался вывести Виейру на чистую воду, но Конде его спас.
– Каким образом?
– Он заявил, что письма исчезли задолго до того, как комендант занял свою должность. Так что теперь Виейра был у Конде в руках, и Конде его использовал, как хотел. В прошлом году комендант помог ему собрать документы для участия в конкурсе. Я также уверен, что Виейра следил за Новарио во время его визитов на пятый этаж.
– А что говорит полиция?
– Они согласились с мнением судьи, что это было самоубийство. Дело сдали в архив, по крайней мере, пока я не предоставлю новые доказательства. Они предпочитают не светиться в университете; здесь работает их агентура, эти лжестуденты, которые прозябают на занятиях из года в год и собирают информацию, не умея ею распорядиться. Я занимаюсь этим делом один, а вы работаете в месте, где сходятся все следы. Вы мне поможете?
Я не ответил. Я выпил кофе, встал и направился к двери. Трехо настаивал, чтобы я взял на дорожку один из бисквитов, который он достал из коробки; я их уже попробовал, они были совсем сухие. Выходя, я бросил последний взгляд на его музей. Достал из сумки приглашение на презентацию «Замен» и опустил его в пустую витрину.
Пусть им воспользуется Гаспар Трехо.
Документация
Именно в это время Диего прекратил приходить по средам, и наша группа сократилась до двух человек: то есть меня и Грога. Сквозь дым своей сигареты Грог безучастно рассматривал миражи и иллюзии, которые предлагали тем, кто уже прекратил поиски стабильной работы, семейного счастья, приобретенных в рассрочку автомобилей и непритязательной уверенности в будущем. Жены у меня не было потому, что я не нашел подходящую женщину, я не рос по служебной лестнице, потому что не имел такой возможности; у Грога, напротив, все зависело от его воли. Вот почему я всегда прислушивался к его советам: за исключением себя самого, он отвергал всех и вся.
Я рассказал ему – не без горечи, – что в своей речи на презентации книги Конде даже не упомянул о моей работе. Прижавшись ухом к двери Берлоги, я услышал: «Вначале, когда я столкнулся с этим безбрежным морем вариантов, я испугался. Под силу ли одному человеку объединить в связный рассказ столько неоконченных вариаций? Но я не позволил себе пасть духом; я работал, пока не засыпал над страницами; вдохновение, умозрительные построения и догадки, статистические выкладки – я использовал все доступные способы. Я провел столько бессонных ночей, двигаясь, образно выражаясь, от периферии к центру рассказа, к его изначальной версии».
Это была моя работа, и Конде беззастенчиво украл ее у меня. Грог искренне не понимал, почему я так расстроился, что Конде не назвал мое имя, ведь сам он – Грог, я имею в виду – всегда старался скрывать свое собственное. Имя, под которым его все знали, было прозвищем, возникшим из его Давно позабытой фамилии. В моей библиотеке имелось несколько переведенных им книг, всегда подписанных разными именами.
– Все имена – псевдонимы, – повторял он, когда мы говорили на эту тему.
С годами он становился все более загадочным. Прошли времена, когда он бродил по улицам, внимательно разглядывая витрины, в которых не было ничего интересного, или сидел в кафе, с пустой чашкой кофе, и просматривал перевод детективного – и реже научно-фантастического – романа. Теперь его видели на улице все реже и реже, он никогда не говорил о своих случайных и, пожалуй, нелегальных
