– Я отправился в Моганду. Но там до него было не добраться. Ко дворцу твоего Кенадита за версту не подойти. Но мне улыбнулась удача. Захожу я в бар, заказываю пиво и вдруг за соседним столиком слышу русскую речь. Оказалось, тоже русский. Мы разговорились, и он рассказал, что работает переводчиком у Кенадита. Паша Африканец его зовут. Выпили с ним, подружились. Живет в какой-то, типа, общаге, рядом с дворцом. Негров не любит.
– Пашка не любит негров? – удивился Романов.
– Ага. Мы потом почти каждый вечер встречались за пивком. Так он мне анекдот рассказал. Из жизни. Возвращается он домой, а за ним увязался негр какой-то. Прилип как банный лист. Паша Африканец гонит его, а тот ни в какую. Семенит сзади и денег клянчит: «Умный белый, дай мне, глупому негру, денег». До самого дома Пашу Африканца проводил с этими криками. Паша домой к себе зашел, а негр стоит под окном и продолжает кричать на всю округу: «Умный белый, дай мне, глупому негру, денег». Паша Африканец разозлился, взял первую попавшуюся сковородку и в этого негра швырнул. Попал, говорит. А негр схватил сковороду, бежит по улице и кричит: «Я умный негр выпросил у глупого белого сковородку». В общем, подружились мы с Пашкой. Я ему даже денег одолжил. Твой диктатор что, зарплату совсем не платит? За одно пропитание работаете?
– Да, денег в казне у него практически нет. Он и затеял всю эту историю с фондом «Подлинный Шекспир» из-за этого…
– Понятно. Добраться до Сомова после знакомства с Пашей Африканцем было делом техники. Но тут, как назло, вы в Париж улетели. Потом в Лондон. Я за вами в Англию. А в Лондоне меня еще один сюрприз ждал. Мигель сказал, что я должен убрать некоего Питера и, представь себе, мой друг, тебя… Питера этого я вычислил быстро. Он что, голубой?
– Бисексуал.
– Был… И тут снова удача. К дому Питера, за которым я следил, подходишь ты. Ну думаю, птичка в клетке. И только собрался войти в подъезд, чтобы подкараулить, когда ты будешь спускаться, как к дому подходит Сомов. Жду. Сомов помялся у домофона, кнопки потыкал, а кода, видно, не знал. Вдруг выстрел сверху…
– Это меня сквозняк напугал…
– Ага… А Сомова напугал выстрел. Он припустил бежать. Я за ним. Да он так шустро в такси прыгнул, что поминай как звали… Я скорее обратно, но ты уже ушел.
– Получается, Сомов мне жизнь тогда спас, – задумчиво произнес Олег.
– Получается так. Ну а конец совсем короткий. В очередной раз Сомов вышел в Интернет уже в Майами.
– Если ты нас вычислил, зачем тогда спрашивал, где мы с Сомовым остановились?
– Проверял тебя на откровенность. Как будущего компаньона.
– Проверил?
– А то! Обещание больших денег работает лучше всякого НЛП.
18 июня 1604
– Сейчас на сцене работает Уильям Шекспир. Теперь его так называют. Он не возражает, и его это больше не смущает.
Граф сидел в ложе театра «Глобус». Шла «Трагическая история принца Гамлета», сцена первого появления Призрака. Граф негромко разговаривал с дамой в полумаске, чернеющей из-под белой вуали. Дама ничего не ответила и только еще ниже опустила голову.
В это время Шакспер парился на сцене в тяжелых доспехах и сквозь щелку опущенного забрала смотрел на ложу графа. «Неужели?! Неужели?! Неужели?!» – стучало в голове у Уилла. Он увидел, что в ложе Саутгемптона кто-то сидит. И это был явно не Саутгемптон, а человек гораздо старше его. Ему казалось, что он узнал графа. А кто еще посмел бы занять его ложу? Шакспер так погрузился в себя, что едва не пропустил момент, когда ему нужно было покидать сцену. Уже Горацио говорил: «А если все сокровища, при жизни добытые, в земное лоно скрыты – ведь и за этим часто духи бродят, – скажи об этом».
Уже и петух кричал за сценой. Это Джозеф Тейлор мастерски имитировал пение птицы. Петуха изобразить ничуть не легче, чем соловья, промелькнуло в голове Шакспера, и только тут он понял, где он и что он здесь делает. Уже нужно уходить. Еще пару реплик Горацио и Марцелла, и все – закованный в доспехи Уильям Шакспер уйдет за кулисы. Неужели он осмелился прийти посмотреть на него на сцене, на того, кто всю жизнь играет его роль, роль автора «Гамлета», роль Великого барда, Уильяма Шекспира, Потрясающего копьем?…
Но даже не это волновало Уилла. Он видел, что граф был в ложе не один. Шакспер не спускал глаз с его спутницы, чье лицо было скрыто вуалью. Он пытался узнать, кем была эта незнакомка, скрывшаяся в тени ложи. Уилла охватило какое-то смутное предчувствие. Но он не мог сбросить с себя доспехи и подойти ближе, ведь еще несколько минут, и Призрак отца Гамлета опять должен появиться на сцене. А чуть позже он должен встретиться со своим сыном Гамлетом.
Шакспер вдруг вспомнил, что назвать их первого сына Гамнетом очень хотела его жена. Он не спорил, но точно это была ее идея. Уилла тогда даже немного покоробило. Дать сыну такое имя! Зачем? Чтобы искупить вину Джона Шакспера за гибель девушки? Потом Уилл никогда не думал об этом, никогда не жалел, что его первого и единственного сына так странно назвали…
Гамнет умер как раз тогда, когда Уилл внезапно разбогател. Неужели это и есть цена богатства? Сейчас ему было бы девятнадцать…
Оглушенный внезапным грохотом, Шакспер схватился руками за голову и упал на колени: железные рукавицы лат ударили по шлему… Больно, ох как больно стало Уиллу. И чтобы хоть как-то унять эту боль, он принялся колотить себя по голове железными рукавицами. Вдруг на него кто-то навалился и прижал к полу. Это Бербедж, который не участвовал в третьей сцене, услышал грохот и бросился к Шаксперу.
– Уилл, что ты делаешь? На сцене все слышно. Зачем ты так гремишь? – зашептал Ричард.
Он поднял забрало шлема и посмотрел ему в глаза. Нет, Уилл не плакал. Ричарда поразил бессмысленный, остекленевший взгляд Шакспера.
– Уилл, ты меня узнаешь? Это я, твой друг Дик. Что случилось?
– Он пришел, Дик, он пришел за мной! Он хочет забрать меня, как забрал моего сына.
– Уилл, кто? Куда пришел?
– Ты видел? Там, в ложе Саутгемптона.
– А… – Дик немного успокоился.
Значит, Уилл не сошел с ума. Бербедж и сам заметил незнакомца с дамой, которая старательно прятала лицо. Наверное, Уилл решил, что это автор. Последнее время он так ревностно относится к настоящему Шекспиру, как будто верит, что он сам, и никто иной, автор всех этих пьес, которые прославили их театр. Но сейчас не до того. Вот-вот Дику самому выходить на сцену, а следом за ним выход Шакспера.
– Успокойся, Уилл. Саутгемптон предупредил, что приедет его друг с какой-то герцогиней. – Бербедж отчаянно врал, чтобы хоть как-то привести Шакспера в чувство. – Всё, вставай, Уилл, давай я тебе помогу. Пойдем к кулисам. Стой здесь и смотри на сцену. «Позорна слабость!» – как услышишь эти слова, сразу выходи, ты помнишь? После моего большого монолога. Всё, мне пора.
– Прихватывает крепко. Что, замерзли? – Эту реплику Бербедж произнес уже со сцены.
Закованный в доспехи Уилл покорно ждал. Он стоял там, где его поставили. В голове было пусто… Хотя нет, он беспрестанно повторял про себя только два слова: «Позорна слабость!» И голос в его голове звучал громко и ритмично, не оставляя места для других мыслей.
14 апреля 2011
Первые несколько дней после исчезновения Романова Александр не находил себе места. Оставалось только одно: погрузиться в работу и завершить исследование как можно скорее. Не то чтобы промедление было смерти подобно. Подобна смерти была вся его жизнь в последние четыре месяца.
Он ощущал себя героем какого-то безумного романа и одновременно с этим понимал, что именно к такому финалу должна была привести вся его предыдущая жизнь. Он сам подвел себя к той черте, за которой теряется ощущение реальности.
Он сам порвал отношения с родителями, лишился семьи, друзей, родины. Наконец, после блужданий по Европе и Африке, его занесло аж на противоположную часть земного шара – в Америку. Здесь он лишился последнего – всех своих конвоиров, а вместе с ними и надежды на то, что ему вернут всё, что он потерял…
