любви», которую впоследствии на площади публично сжег архиепископ Кентерберийский. В это время Марло вступил в кружок драматургов «Университетские умы», куда входили поэты Лили, Нэш, Грин, Пил и Лодж. Тогда же, около 1587 года, была поставлена его первая трагедия «Тамерлан великий, скифский пастух». Марло был выдающимся поэтом и драматургом своего времени. Литературоведы считают его предтечей Шекспира. Именно Марло впервые ввел в английскую поэзию белый стих.
В это же время Марло становится членом философского кружка Уильяма Рэйли «Школа ночи», члены которого проповедовали нетрадиционные для своего времени атеистические взгляды, увлекались тайными знаниями – алхимией, астрологией и астрономией, ставили под сомнение бессмертие человеческой души. Некоторые исследователи считают, что, помимо всего прочего, Марло входил и в тайное общество розенкрейцеров, предшественников масонов.
Так, опять масоны. Но если предположение насчет Марло верно, то все становится на свои места. Шекспир-Марло – прамасон, на открытие театра в двадцатые годы пришли масоны, и члены «Опус Деи» тоже связаны с масонами.
В это время о Марло идет по Лондону молва как о скандалисте, еретике, гомосексуалисте, волшебнике, дуэлянте, курителе табака, фальшивомонетчике и развратнике. Блестящая характеристика для поэта. Но для тайного агента он, пожалуй, был слишком заметной фигурой, хотя, с другой стороны, это могло быть отличной легендой… К этим годам относятся лучшие драмы Марло «Доктор Фаустус» (Doctor Faustus, ок. 1588–1589) и «Мальтийский еврей» (The Jew of Malta, 1589). Вольнодумный кружок сэра Уолтера Рэйли не был на хорошем счету у правительства, а в особенности у англиканской церкви. Считалось, что члены «Школы ночи» проводили богохульные обряды. Однако архиепископ Кентерберийский Витжифт не мог ничего с этим поделать, так как в кружок входили знатные особы. Архиепископ требовал заключения Марло в «Звездную палату», английский аналог католической инквизиции. «Уродливым мыслям должны соответствовать уродливые тела», – считал праведный архиепископ. Однако могущественные покровители поэта препятствовали аресту Марло. Предполагается, что в 1589 году Марло под именем Морли был учителем Арабеллы Стюарт, племянницы Марии Стюарт. По всей видимости, Уолсингем приставил Кристофера Марло к вероятной претендентке на английский престол с целью предотвратить возможный заговор против Елизаветы и дальнейший переворот.
Сентябрь 1589
Когда Кристофер Марло назвал Уильяма автором каких-то стишков – сонетов, кажется, – Шакспер растерялся и попытался замять разговор. Несмотря на удивление Дика Бербеджа и его назойливые вопросы, перевести разговор на другую тему Уиллу удалось легко, так как гулянка была в самом разгаре. Какие уж тут стишки, когда вокруг столько выпивки, закуски и задорно отплясывающих девиц!
Уилл не придал тогда словам Марло никакого значения. Ну ошибся, наверное. Главное, что он для себя хотел выяснить, – не является ли Марло таинственным незнакомцем в черном плаще. Но на этот вопрос Уильям так и не нашел ответа. Конечно, подозрительно, но уж слишком свободно Кит себя вел, слишком естественным было его удивление, когда их познакомили, слишком много он пил и тискал девиц. Вряд ли так станет вести себя граф. А может, как раз этот упомянутый им Саутгемптон и есть незнакомец в черном плаще? Да как об этом узнаешь? Разве только у Марло спросить, где этого графа найти? Уилл хотел сразу же приступить к делу, но Киту было не до того. Он тогда был увлечен выпивкой, чтением стихов и девицами, а под утро, взяв с собой двух самых красивых, уехал, как это называется в Англии, по-французски, ни с кем не попрощавшись. Нет, все-таки стихи – великая вещь, решил восхищенный Шакспер.
Однако случай помог Уиллу еще раз встретиться с Марло и даже сблизиться с ним. Однажды в один из последних теплых и таких редких солнечных лондонских дней он убивал время, попивая пиво в «Фалкон Инн». Сегодня вечером в театре должен был быть спектакль. А значит, ему опять сторожить лошадей, пока все зрители не разойдутся. В Лондоне стало слишком много конокрадов, и Бербедж нашел для Шакспера новую работу: помогать тем знатным господам, кто приезжал верхом, спешиться, а потом сторожить их лошадей во время спектакля.
Итак, Уилл грелся на солнышке, глазея на лодки, сновавшие по Темзе. Вдруг его внимание привлекла одна из них. Она явно направлялась к причалу у Французского сада, который был всего в двух шагах от заведения, где как раз сидел Шакспер. Когда лодка причалила, Уилл с удивлением увидел, что из нее выпрыгнул Кит Марло собственной персоной. Вот так удача!
– Кристофер! – закричал Уильям. – Кит! – И бросился навстречу Марло.
Тот оглянулся и сперва не узнал Уильяма. Но через секунду радостная улыбка уже сияла на его лице.
– А, Потрясающий копьем! – воскликнул он, согнул руку в локте и сделал неприличный жест. – Рад тебя видеть, Уилл! Как творческие успехи? Пишешь?
– Да вот сижу, пиво пью в «Фалькон Инн». Присоединяйся.
– Не могу, дружище. У меня срочное дело. Я должен проткнуть одного болтуна своим копьем. – Кит выхватил рапиру, которая болталась у него на поясе, и выразительно ею взмахнул. – Не все дуэли решаются пером. Пойдем со мной!
– А далеко идти? А то у меня сегодня спектакль…
– Совсем рядом, на Финсберийском поле, возле театра «Занавес».
Уильям замялся. Дуэли преследовались властями, и попадать в передрягу ему совсем не хотелось.
– Да у меня и шпаги-то с собой нет…
– И не надо! Будешь секундантом!
– Ну только если ненадолго…
Уильям, немного поколебавшись, все-таки решился идти с Китом. Может, выяснит что-то про этого графа Саутгемптона, о котором говорил Марло во время недавней пьянки.
Дошли они довольно быстро. Посреди поляны, со всех сторон окруженной высоким кустарником, стояли двое молодых мужчин и, разговаривая, сильно жестикулировали. У обочины дороги их ожидала повозка. Когда они с Китом подошли ближе, то услышали громкую речь и даже крики. Ссора была явно в самом разгаре.
– Привет, Том! Что за воинственные речи? Мое почтение, глубокоуважаемый господин Бредли.
Мужчины перестали ругаться и оглянулись.
– Это господин Уильям Шекспир, – представил попутчика Марло. – Том, ты помнишь, Саутгемптон читал его прекрасные стихи? Он будет моим секундантом.
– Уилл, это мой друг Томас Уотсон, он тоже поэт. А это господин Бредли. И сейчас я проверю, настолько же у него остра рапира, как его язык.
– Кит, прости. Но первым с этим горлопаном буду сражаться я, – перебил его Уотсон. – Он мне столько наговорил, пока тебя не было, что я просто вне себя от ярости. Рапиру мне! А вы смотрите, судьи, – обратился он к Уильяму и Киту. – Глаз да глаз!
Противники скрестили клинки. Бредли был явно искуснее Уотсона и, сделав пару выпадов, ранил Тома.
– Что скажете? – подзадоривал он Уотсона.
– Касание, согласен.
– Удар, – возразил Бредли, – и очень четкий.
Рубашка у Тома обагрилась кровью. Но это была легкая царапи на, и она только еще больше раззадорила дуэлянта. Соперники поочередно наступали и ловко отбивали атаки друг друга. Вдруг Бредли замешкался, и Уотсон, воспользовавшись этим, нанес решительный удар. Рапира вонзилась неудачливому дуэлянту прямо в бок. Уотсон выронил оружие, схватился за бок, постоял немного, словно размышляя о чем-то, и вдруг рухнул на землю:
– Друзья, спасите, я ведь только ранен!
Они осторожно подняли истекающего кровью Бредли и понесли к повозке, которая стояла у дороги. Кит с Томом положили его внутрь и сами примостились рядом с ним.
– Уилл, тебе придется возвращаться пешком. Забудь о том, что ты здесь был. А мы уже забыли. Да поторопись: у тебя же спектакль!
Через пару дней Уильям узнал, что несчастный Бредли умер, а Марло и Уотсона посадили в Ньюгейт, одну из тюрем Лондона. Правда, Марло уже через неделю отпустили под залог. Уотсон провел в тюрьме пять месяцев, но потом его тоже оправдали. Суд постановил, что тот убил Бредли в порядке самообороны.
