умнее…
— Не надо лизать мне задницу, засранец. Щекотно. Говори по делу.
— Хорошо. Говорю по делу. Я знаю, формально ты прав. Вне всякого сомнения, прав. У нас столько дел, что на два участка хватит. И новое, тем более чужое, нам не нужно.
— Именно так, Фред.
— Но убийство в «Виндзор-Ридженси» — наше дело, Билл.
— Черта с два!
— И ты знаешь это.
— Ничего такого я не знаю.
В раздражении капитан откинулся назад с такой силой, что спинка кресла уперлась в карту района на стене. Она охватывала территорию от восточной окраины Санта-Моники до муниципального пляжа Уилл Роджерс со всеми находившимися внутри этих границ дорогами, шоссе, строительными площадками, пустырями и даже участком железной дороги. Этот район Сантомассимо знал наизусть. Здесь не было и акра земли, где хоть однажды не произошло бы драки, ограбления, изнасилования или убийства. Сантомассимо придвинулся еще ближе к капитану. Эмери не нравилось быть припертым к стене, но покинуть кресло, не задев лейтенанта, он не мог.
— Подумай, Билл! — настаивал Сантомассимо. — Случайный человек. Отсутствие мотивов. Идиотский способ. Что-то вроде… игры в кошки-мышки с ничего не подозревающей жертвой…
— Но убийства совершены в двадцати милях друг от друга. Лос-Анджелес — большой город, Фред. И в нем полно идиотов.
— Посмотри на почерк. Изобретательно. Драматично. Смерть из пустоты. Мгновенная. Не оставляющая шансов на спасение. Игрушечный самолет. Оголенный провод в ванне. И смотри: технически все сделано безупречно, продумано в деталях, обставлено эффектно, с фантазией. Да просто гениально.
— Похоже, ты бредишь.
Сантомассимо усмехнулся. Эмери смотрел на него, сцепив руки за головой, — эта поза означала, что услышанное его заинтересовало.
— Это только начало, Билл, — заверил Сантомассимо. — Он будет продолжать убивать.
— Не верю, Фред.
— Нет, веришь. Будут еще убийства, Билл. И такие же странные. Идиотские убийства. В районе Харбор. В районе Футхилл. В районе Ван Найс или Девоншир. Этот парень всю полицию Лос-Анджелеса заставит играть в Кейстоунских копов.46
Капитан делал вид, будто возится с непослушной крышкой термоса. Она подтекала, и он пальцем вытирал тоненькие струйки кофе. Сантомассимо молчал.
— Я жду, лейтенант, — ободряюще проворчал Эмери.
Сантомассимо присел на край стола. Капитан Эмери вскинул брови, но ничего не сказал.
— Здесь важно не место, где он играет в свои игры, — продолжал Сантомассимо, — а то, зачем он в них играет. Через это мы сможем понять, что он за человек. А чтобы найти ответ на этот вопрос, необходимо сосредоточить всю информацию в одних руках.
— Но ты, черт возьми, не должен принимать решение о переводе дела из одного участка в другой! Ты не берешь в расчет центральное отделение. А отдел убийств? А комиссар? Ты думаешь, с ними не надо советоваться?
— На этом деле можно обжечься, Билл. Хирш с радостью избавился от него. Он обещал, что с отделом убийств все утрясет. И они передадут дело нам. Со своим благословением.
Капитан Эмери хранил молчание, не желая признавать правоту Сантомассимо. Наконец он устало вздохнул:
— И за что нам такая честь?
— Ну… скажем… Возможно, у меня есть догадка на счет того, кто этот убийца.
Капитан Эмери испытующе посмотрел на Сантомассимо, заинтересованно, но с некоторым подозрением.
— Догадка, лейтенант? — спросил он. — Ты что-то скрываешь от меня?
— Я чувствую связь между происшествием в Палисейдс и случаем в «Виндзор-Ридженси».
— Да, и там, и там было совершено убийство.
— Я имею в виду… сходный рисунок, капитан. Повторяющийся узор, по которому можно узнать создавшую его руку.
— А именно?
Сантомассимо слез со стола. Лицо его скрылось в тени. Он обошел стол и сел в потертое кожаное кресло. Старое кресло капитана Эмери, напоминавшее о былых временах в прежнем участке задолго до реконструкции и прочих изменений. Сантомассимо облокотился о стол, поигрывая сломанным термосом.
— Точно сказать не могу, капитан. Чертовщина какая-то. Мне это что-то напоминает, что-то очень хорошо знакомое. Все время крутится в голове. Но что именно, я никак не могу вспомнить.
— И я должен доложить комиссару, что лейтенант Фред Сантомассимо, прослуживший двенадцать лет в полиции, опытный сотрудник, отмеченный наградами, видит некоторую связь между двумя преступлениями, некий «рисунок», который он не может внятно описать, но — о чудо! — в его тупой итальянской башке все время что-то крутится? Ты хочешь, чтобы я всю эту чушь изложил комиссару?
Только по тому, как напряглись пальцы Сантомассимо, резко крутанувшие крышку термоса, капитан Эмери заметил, что лейтенант едва сдерживает бешенство. Эмери взял салфетку и положил ее под слегка пузырившийся термос.
— Думаю, ты помнишь, — продолжал он, — что твое появление в «Виндзор-Ридженси» заметил Стив Сафран, злой демон из Кей-джей-эл-пи.
— Да, сэр, мы столкнулись с ним у входа в отель.
— И ты во всеуслышание заявил о передаче дела.
— Да, сэр, мои слова вполне можно было так истолковать.
Чувствуя свою оплошность, Сантомассимо откинулся на спинку кресла, погрузившись в тень. Кресло под ним жалобно заскрипело.
— Ну что ж, сэр, — Сантомассимо махнул в сторону телефона, — вы хотели звонить, так звоните.
— Вот именно.
Сантомассимо поднялся, вновь заправил вылезшую рубашку. Капитан Эмери снял трубку. Потом он неожиданно повесил ее и проводил лейтенанта до двери. На выходе задержал, положив ему на плечо руку.
— Я дам тебе двадцать четыре часа, — сказал капитан. — Этого достаточно? Двадцать четыре часа.
— И на том спасибо. Но, черт возьми, что можно успеть за это время?
— Это все, что я могу сделать, Фред. У нас работы по горло. И я не могу позволить одному из своих лучших детективов заниматься какими-то сумасшедшими идеями, которые вертятся у него в голове. Да еще этот Сафран, чертов телевизионщик. Может, ты и прав и об это дело можно обжечься, но комиссар не захочет втягиваться в склоку между двумя участками.
— Его можно понять.
— Ты же знаешь, у него есть определенные политические амбиции.
— У комиссара? Да какой нормальный человек за него проголосует?
Эмери улыбнулся:
— Двадцать четыре часа, Фред. А потом я буду вынужден вернуть дело по «Виндзор-Ридженси» Хиршу. В противном случае общественность нас неправильно поймет. Обвинит в некомпетентности. Или конкуренции между участками. Не нужно, чтобы о наших внутренних делах трепались все кому не лень.
— Я так понимаю, ты ставишь себя в трудное положение, Билл.
— Я простою в нем всего двадцать четыре часа, Фред.
Сантомассимо улыбнулся:
