развернув голову. Хейбер ухмыльнулся:
— Ну что, док, чувствуешь запашок? Словно нас на барбекю пригласили.
— Да, тут и осматривать нечего. Он что, на мине подорвался?
Хейбер не ответил. Гилберт окинул взглядом толпу. Любопытствующие подступали все ближе, предвкушая кульминацию кровавого утреннего ритуала. У обычно спокойных жителей окрестных домов появился неприятный блеск в глазах.
— Детектив Хейбер, прикажите своим людям собрать останки, — сухо произнес Гилберт. — Все, что найдут. Каждый волосок, каждый обломок ногтя. Пусть запечатают все в пакеты.
— Слушаюсь, сэр.
— А Сантомассимо здесь?
— Да, сэр. Есть свидетель, вернее, свидетельница. Сантомассимо и сержант Бронте сейчас беседуют с ней в доме.
Гилберт отвернулся от Хейбера, от толпы. Подошел ближе к яме, почти к самому масляному краю. Толпа подалась за ним. Гилберт задел ботинком песок, и тот начал сползать в яму, а с ним и лоскут — ярлык спортивного костюма стоимостью в шестьсот долларов.
— Одно известно точно, — заметил Гилберт.
— Что именно, сэр?
— Мозг разнесло раньше, чем он воспринял информацию.
— Какую информацию?
— Что ему крышка, Хейбер.
Маска метафизического покоя сошла с лица Хейбера. Гилберт вернулся к основанию насыпи, а люди Хейбера принялись просеивать песок через широкие мелкие сита. Разочарованная толпа отступила и замерла в ожидании.
В доме Брейди мать маленького Бобби Линда нервно пила скотч. Фред Сантомассимо, совсем недавно получивший звание лейтенанта, и сержант Лу Бронте молча ждали. Сантомассимо было за тридцать. Продолговатое лицо, задумчиво-печальные глаза, как на картинах Эль Греко. Но сейчас он с трудом сдерживал нетерпение. Женщина была так взбудоражена, что после каждого торопливого глотка виски проливалось ей на подбородок.
— Миссис Брейди, вы можете описать, как выглядела жертва? — спросил Сантомассимо.
— Господи, нет! Я вышла на балкон в тот самый момент, когда это произошло.
Круглолицый Лу Бронте был на пять лет старше Сантомассимо. В отличие от своего молодого коллеги он походил на булочника или бухгалтера и мог показаться тугодумом, хотя на деле был толковым парнем, каких много в итальянских фильмах. Сейчас Бронте демонстрировал выдержку и предельную собранность, Сантомассимо же пребывал в непривычном для него напряжении.
— Поу!
Сантомассимо вздрогнул и резко обернулся. Бобби Брейди, косолапо переваливаясь, выплыл из-за спины Бронте, делая рукой жест, напоминающий прыжок ныряльщика с вышки.
— Поу!!
Сантомассимо и Бронте уставились на малыша. Что за картина, гадал Сантомассимо, запечатлелась в голове у этого ребенка, еще не умеющего толком говорить. Возможно, случившееся показалось ему таким же забавным, как поведение пьяного папочки. Впрочем, сейчас Сантомассимо имел дело с пьяной мамашей. Он вновь повернулся к миссис Брейди.
— Вы думаете, что в него врезался игрушечный самолет? — спросил он.
Женщина убрала упавшую на лоб прядь волос песочного цвета. Ее серые глаза блестели — то ли от выпитого виски, то ли от слез. На шее и плечах выступили красные пятна, она впала в какое-то восторженно-возбужденное состояние. Ее нервозность раздражала Сантомассимо.
— Думаю? Что я думаю? Я вышла, потому что Бобби громко смеялся. Кажется, я знаю, отчего погиб тот человек. В него врезался самолет. Я слышала его рокот. Эти игрушки надо запретить. Каждые выходные люди приезжают сюда и запускают их. То же самое и на Зума-Бич. Они выстраиваются на набережной и начинают играть в Первую мировую войну. Идут на таран. Резко пикируют. Делают мертвые петли. Начинают на рассвете и только к ночи убираются домой. И в эти игры играют не только дети, но и взрослые. И их много. И налогов они здесь никаких не платят.
— Но сегодня утром был только один самолет? Вы слышали рокот одного самолета?
Женщина кивнула. Виски начало действовать.
— Да. Один. Ведь сегодня понедельник, лейтенант. Только в рабочие дни мы и отдыхаем, а в выходные… — Она икнула. — Самолеты гудят. Фрисби19 носятся. Транзисторы орут. Дурдом какой-то.
Бобби подкрался к Сантомассимо и выкрикнул:
— Поу!
Сантомассимо вздрогнул от неожиданности и потянулся было к озорнику, но тут же подавил инстинктивный порыв. Обменялся взглядами с Бронте. Легонько отстранил мальчика и вновь обратился к его матери:
— Миссис Брейди, похоже, вы рано встаете?
Линда Брейди залпом опрокинула остатки виски и устремила взгляд на бутылку, которую Сантомассимо, налив первую порцию, поставил на книжную полку.
— Именно так, лейтенант, — ответила она.
Бронте наклонился, спроваживая подальше от себя Бобби, который успел обмочить ему брюки.
— Вы и прежде видели здесь бегунов в такой ранний час? — спросил он.
— Конечно. Они тут бегают днем и ночью. Бобби, что ты наделал!
— Это можно отчистить, — сказал Бронте.
— Миссис Брейди, а вы не заметили человека, который совершал бы пробежки каждое утро? — спросил Сантомассимо.
— Да бегают здесь все кому не лень.
— Но они ваши соседи, — заметил Бронте.
Миссис Брейди повернулась к сержанту. Немногим старше тридцати, она была еще довольно привлекательной, но ужасно несчастной. Это было видно по морщинкам вокруг глаз и жесткому блеску зрачков.
— Я незнакома с соседями, — ответила она. — Я купила эту квартиру на те деньги, что достались мне после развода. Мы с Бобби живем здесь всего два месяца.
— Хорошо. Спасибо за помощь, миссис Брейди, — сказал Сантомассимо.
Он чувствовал себя подавленным и не мог понять почему. Он встал и направился к выходу; Бронте, вежливо улыбнувшись, поспешил следом. Внезапно Сантомассимо остановился, достал визитку и протянул ее миссис Брейди.
— Если что-нибудь вспомните, — сказал он, — любую мелочь, позвоните мне по этому номеру.
Бобби, приструненный, вперевалку колесил по комнате — от книжного шкафа к телевизору, от стены, на которой висели подзорная труба, морская звезда и зеленая рыбачья сеть, к бару. Рука его продолжала совершать нырятельные движения, а рот издавал один и тот же звук:
— Поу!
Лу присел, упершись руками в колени, и улыбнулся Бобби:
— Ты все видел, Бобби, правда? Жаль, что ты не умеешь говорить.
— К тому времени, когда он научится говорить, он все позабудет, — заметил Сантомассимо.
— У Бобби отличная память, — обиженно произнесла миссис Брейди. — Он просто пока не умеет говорить.
Неожиданно Сантомассимо понял, что его угнетало. Это был не слабый запах виски, исходивший от красивых губ женщины. Дело было в обстановке, слишком дешевой для этой квартиры. Во всем сквозило непостоянство, как будто отныне этой женщине предстояло вести кочевую жизнь. Сантомассимо прошел через гостиную, задержался взглядом на фотографии миссис Брейди и Бобби на книжном шкафу. Сквозь полуоткрытую дверь спальни он увидел брошенный на спинку стула лифчик. Под этим же стулом валялись забытые шлепанцы. Постель была смята только с одной стороны. Линда по привычке продолжала спать на
