Лжедимитрий. Если бы я начал сначала, я совсем не хотел бы быть Лжедимитрием. Я стал бы философом… Но если вдруг люди потеряют вкус к философии и надежду на возможность открытия истины?.. Я очень бы всего этого опасался.
Декарт. У вас было гораздо больше причин опасаться, когда вы были царевичем. Поверьте, люди не потеряют мужества в поисках истины: этого никогда не случится. Так как новые философы не более нашли истину, чем древние, будет справедливым, если они по крайней мере получат надежду на ее открытие. Надежда эта всегда приятна, хотя и тщетна. Но если истиной мы не обязаны ни тем, ни другим, то по крайней мере тем и другим мы обязаны удовольствием одной и той же ошибки.
СООБЩЕНИЕ ОБ ОСТРОВЕ БОРНЕО[57]
Согласно обычаю всех ученых журналистов и в соответствии с декларацией в нашем первом предисловии,[58] раритеты Индии включены нами в компетенцию «Новостей». Однако под термином «раритеты» следует понимать не только то, что относится к неодушевленным предметам, растениям и животным, но и то, что относится к человеку — устройство ли это его тела или же его духовные запросы.
Именно под этим последним углом зрения мы можем поместить здесь извлечение из письма, присланного из Батавии[59] и затрагивающего вопрос о гражданской войне, поднявшейся на острове Борнео. Гражданская война — это до некоторой степени естественный феномен, поскольку он основан на склонностях и особых душевных модификациях. Посмотрим, о чем идет речь.
Вы знаете, что на о-ве Борнео, соседями которого мы являемся, королевская власть может принадлежать только женщинам. Народы Борнео столь ревниво относятся к тому, чтобы их правителями были лица исключительно королевской крови, и они так убеждены в хрупкости и недолговечности женской природы, что им всегда требуется королева, дети которой неоспоримо были бы ее крови: для большей верности высшие должностные лица государства должны присутствовать при королевских родах.
Несколько лет тому назад на Борнео умерла королева Милизео[61] и наследницей королевской власти стала ее дочь Мрео.[62] Первоначально она без труда была признана королевой по всему острову. Начало ее царствования пришлось по вкусу ее подданным. Но затем нововведения, которые она делала в правлении, вызвали ропот.
Мрео хотела, чтобы все ее министры были евнухами, что уже само по себе было довольно суровым условием, и чтобы вдобавок они никогда до присвоения им сана не разделяли ложа женщины;[63] в то же время она приказала оскоплять их таким образом, что мужья и впредь имели основания на них жаловаться.
На острове есть обычай, согласно которому королевы в известные дни устраивают общественные празднества для своих подданных. Мрео упразднила половину празднеств, дававшихся прежними королевами. Более того, хлеб во время ее царствования был в исключительно высокой цене по всему острову, и никто не знал бы, отчего это произошло, если бы не было решено, что некоторые маги, состоящие на жалованье у королевы, погубили урожай своими заклинаниями.
Еще больше жалоб слышалось по поводу постройки нескольких новых тюрем, в которые она приказала бросать преступников и откуда она их выпускала за деньги, что значительно повышало ее доходы. Но ничто не шокировало жителей о-ва Борнео больше, чем зал с трупами, находившийся во дворце королевы, хотя, по правде сказать, это и не было слишком большим злом для ее подданных.
Она приказывала бальзамировать тела своих фаворитов, когда они умирали; их водворяли в этот зал с великими церемониями, и раньше, чем кто-нибудь входил в апартаменты Мрео, он должен был оказать знаки почтения этим мертвецам.
Несомненно, на острове были люди, от природы обладавшие независимым и гордым умом, которые не могли со всем этим примириться. Так островитяне стали питать неприязнь к правительству, вплоть до того, что появилась новая претендентка на королевскую власть,[64] утверждавшая, что она также дочь Милизео, и стремившаяся низложить Мрео.
Она начала с упразднения всех нововведений, вызывавших столько жалоб, распустила всех евнухов и магов, вздувавших цены на хлеб, ликвидировала зал с трупами, тюрьмы (кроме старинных) и отменила жалкие празднества.
Я забыл Вам сказать, что жители Борнео убеждены, будто законнорожденные дети должны походить на своих родителей. Ээнгю — так звучало имя новой принцессы — в совершенстве походила на покойную королеву Милизео, в то время как у Мрео не было ни одной сходной с ней черточки. Было, например, замечено, что Мрео очень не любит показываться народу. Говорили даже, что она уничтожила, насколько ей это было доступно, все портреты Милизео. Совсем напротив, Ээнгю, сколь только могла, ревностно хранила эти портреты, чем добилась того, что сходство ее с покойной королевой утвердилось исключительно прочно.
Мрео, со своей стороны, имела большое преимущество — ведь было очевидно, что ее родила Милизео, по крайней мере это было ясно из доклада сановников, бывших свидетелями этого события; в то же время сановники эти вовсе не видели рождения Ээнгю.[65] Правда, Ээнгю утверждала, что они были подкуплены, но это было весьма маловероятным. Она рассказывала также историю своего рождения, согласно которой она оказывалась законной дочерью Милизео; но история эта была уже почти совсем невероятной и очень походила на историю графа Сен-Жирана,[66] имевшую большое распространение у нас, в Европе.
Между тем соперничество этих двух королев разделило на две партии все население острова, и во всех его частях разгорелась война. Одни утверждали преимущество портретного сходства перед достоверностью происхождения, другие — преимущество рождения перед сходством. Последовали кровавые стычки, но ни одна из партий не смогла полностью разгромить другую. Однако считается, что Мрео это удалось. Недавно она захватила на очень неудобной местности часть армии Ээнгю и потребовала от нее присяги на верность. Если ее партия благодаря этому не очень-то укрепилась, поскольку воины Ээнгю не слишком охотно сражаются под ее знаменами, то по крайней мере партия Ээнгю была этим очень ослаблена.
Я позаботился в минувшем году довести до Вашего сведения перипетии этой войны, поскольку Вы достаточно любите историю, для того чтобы не пренебрегать историей варварских стран, обычаи и нравы которых столь удивительны.[67]
Г-н Фонтенель, написавший все вышеприведенное, является достойным племянником господина Корнеля.[68] Сначала он увлекался поэзией и сочинил немало изящных поэм. Многие из них были изданы в «Mercure galant».[69] Он сочинил также новые «Диалоги мертвых», вызвавшие множество похвал.
В настоящее время он, кажется, считает, что произведения изящного искусства остались позади в его творчестве, поскольку он целиком и полностью погрузился в занятия математикой и метафизикой. Именно он — автор «Двух вопросов арифметики», написанных для № 9 нашего журнала и напечатанных в нем в сентябре и ноябре 1685 года. Если он сделает такие же успехи в области метафизики, какие, видим мы, он сделал в галантных стихах[70] и в математике, он станет выдающимся человеком в трех областях, каждая из которых обычно требует совершенно особой склонности души.
