попытались покинуть город, однако не сумели. Какие бы способы передвижения они ни выбирали, дальше чем на пятьдесят миль от города никто не ушел и не уехал.
Как-то раз муж Мэри Хетлин, отец Генриетты, рассказал ей, что увидел дикие орхидеи, которые цвели в необычное время. Спустя два дня его засыпало гравием. Убийцы поняли, как каждому из них предстоит умереть.
Несколько месяцев Рис пытался жить, как будто ничего не случилось. Он проводил с дочкой столько времени, сколько мог. Но едва только Джеки вновь заговорила, только начала выходить на улицу, как Генриетта рассказала ей, что «люди, полюбившие дьявола, должны умереть».
Когда Рис об этом узнал, он понял, что его жена ни в чем не раскаивается. В ту ночь он усадил дочь в машину и увез прочь. Он боялся людей, убивших его сестру, боялся, что они воспользуются деньгами Белчера, чтобы отнять у него дочь, и поэтому сменил имя и всю жизнь провел в бегах. Раз в полгода он нанимал частного детектива, чтобы тот съездил в Коул-Крик и разведал обстановку. Если он что-то слышал, то тут же звонил Рису, и часто после этого Рис хватал дочку в охапку и перебирался в другой город.
Когда в девяносто втором нашли тело Амарисы, старик Белчер, на которого работали почти все жители городка, сказал тем, кто жил в Коул-Крик, что если они опознают женщину на фото, которое распространяла в округе полиция, то они сразу же вылетят с работы и никуда больше не устроятся. В те дни слово Белчера было законом.
Рис не знал, а если б и узнал, то не поверил бы, что люди из Коул-Крик ищут его и Джеки, чтобы она простила их и сняла проклятие, наложенное дьяволом.
Хотя в течение двух лет после смерти Амарисы все, кто укладывал на нее камни, умерли, проклятие не было снято. Старшие потомки отцов-основателей (и убийц) не могли покинуть Коул-Крик. Элли не смогла поехать с мужем, когда ему предложили работу в другом штате. Десси, приехав в Коул-Крик на свадьбу подруги, угодила в ловушку: ее тетя скоропостижно скончалась за день до венчания. Ребекка запила, когда муж, не поверив в ее историю о дьяволе, укатил посмотреть мир. Нейт «заперт» в городе с тех пор, как его мать погибла в автокатастрофе.
Миссис Коул взглянула на Джеки:
— Это все закончится только в одном случае — если ты, та, которая все видела, простишь их. Ты простишь?
— Прошу, — ответила Джеки.
Я знал, что она говорит искренне. Есть люди мстительные и злопамятные, но моя Джеки не такая. Я улыбнулся этой мысли: надо же, «моя» Джеки...
В глазах миссис Коул блестели слезы. Она трепетно пожала старческой рукой нежную руку Джеки. Трудно представить, что она чувствовала в этот момент: столько лет прожить с камнем на сердце и узнать, что кошмар вот-вот закончится.
Было уже поздно, когда сиделка, которая слышала все с первого до последнего слова, вошла и сказала, что нам с Джеки нужно уходить. Я ощутил разочарование: так много вопросов осталось незаданными! Но время истекало. Я говорил себе, что это глупо, но мне упорно казалось, что эту женщину мы больше не увидим в живых.
Я позвонил Ноублу, рассказал, где мы. Он спросил у Элли, как сюда добраться. Я слышал, как Элли удивилась, что мы у Мэри Хетлин — кажется, ее все так называют, — а Ноубл ответил, что это бабушка Джеки. И тут с Элли случилась такая истерика, что Ноублу пришлось повесить трубку.
Через некоторое время он перезвонил и сказал, что не может разобрать, что твердит Элли. Единственное, что он уловил, — «мы столько лет ее искали».
Я понял, что потом придется все объяснять двоюродному брату и отцу, и эта мысль меня удивила. С каких это пор мои родные из врагов превратились в наперсников?
В конце концов сиделка выпроводила нас, и я не удивился, выйдя на улицу и увидев на залитом лунным светом дворе потомков семи отцов-основателей Коул-Крик. Элли собрала всех. Кого-то мы знали, с кем-то еще не встречались.
Несмотря на слабость, Мэри Хетлин настояла, чтобы я помог ей перебраться в кресло-каталку, и мы все собрались во дворе для импровизированной церемонии. Джеки даровала им, одному за одним, прощение за то, что они сделали с ее тетей. Все молчали, но если бы чувства можно было услышать, трубы ангелов сегодня были бы посрамлены.
Люди расходились поздно, слишком измученные, чтобы радоваться, — впрочем, может быть, они еще не верили до конца, что их заключение окончено.
Ноубл оставил пикап, так что я смог отвезти Джеки домой. Я не удивился, когда она заснула прямо в машине. Сегодняшний день измотал ее вконец. Но она меня одурачила. Когда мы подъехали к дому, она открыла глаза и сказала:
— Я хочу увидеть то место.
Ей не пришлось уточнять какое. Она хотела увидеть место, где повстречалась с Расселом Данном.
Какой-то части меня хотелось сказать, что уже поздно, мы оба устали и вполне можем отложить это дело на завтра. Но другая, неизмеримо большая, часть меня понимала, что это трусость. Я боялся того жуткого места.
Отвага Джеки вдохновила меня. Если она справится, значит, справлюсь и я. Я развернул пикап и проехал к началу тропы. Только я собрался выключить двигатель, как Джеки лукаво покосилась на меня и спросила:
— А ты что, не можешь подвезти меня до места?
Я не сдержал улыбки. С меня как будто враз слетело два десятка лет. В конце концов, я Ньюкомб, и рядом со мной сидит городская девчонка. Уверен, на тропе есть несколько слишком узких для грузовичка мест, но я все же попытаюсь!
Это была дьявольская гонка! С Ноублом и другими кузенами мне доводилось лихачить, но это было ничто в сравнении с тем, что мы с Джеки пережили этой ночью. Какой там «трудный ландшафт»?! Ад! Уверен, если б сейчас был день и я мог видеть, где мы проскакиваем и что нам вообще угрожает, я б дальше не поехал. Но рядом со мной то и дело хихикала Джеки, я видел, как она подскакивает аж до потолка, — и я ехал дальше.
Добравшись до поляны, я остановился. Мы сидели и с ужасом взирали на жуткое место. Казалось, это уже невозможно, однако оно было еще страшнее в свете фар. Я не смотрел на Джеки. Что она видит тут? Розы? Дикие орхидеи?
— Кошмар какой-то, — выдохнула она, и от облегчения я готов был запеть.
Я вопросительно посмотрел на Джеки, и она кивнула.
Я погнал пикап наверх, по возможности уворачиваясь от деревьев, валунов и неразличимых теней. С вершины холма мы увидели дом Мэри Хетлин. В окнах не горел свет. От домика веяло спокойствием и умиротворением.
Когда мы добрались до дома, я чувствовал себя на вершине мира. Но, выключив двигатель, я увидел, что Джеки крепко спит. Я попытался разбудить ее, однако мне не удалось.
Я открыл пассажирскую дверь, перехватил Джеки прежде, чем она вывалилась, и на руках отнес в дом, вверх по лестнице.
В доме было пусто. Ноубл наверняка проводит время с Элли, Тудлс — у мисс Эсси Ли. От этих мыслей я почувствовал себя еще более одиноким.
Я пошел на кухню, налил себе бурбона и вернулся в гостиную.
В гостиной сидел человек. Высокий, стройный, умопомрачительно красивый мужчина. Рассел Дани.
Может, я себе льщу, но в тот же момент я заметил, что в комнате кое-что не так. Как картинка в детском журнале: найди шесть отличий.
Во-первых, все сделалось слишком уж идеально. Цветы, которые Джеки поставила в вазу три дня назад и которые пора было бы уже выбросить, снова стали свежими — и безукоризненно красивыми: ни обгрызенных жуками листьев, ни коричневых крапинок на лепестках. Выцветший ситец на подержанном диване, что по случаю купила Джеки, казался новым и ярким.
Да и несмотря на то что пробило уже три часа ночи, комнату заливал солнечный свет. И лился он
