вовсе не из окон.
Мне захотелось убежать и спрятаться — но я не мог. Не знаю, что подталкивало меня к нему — его воля или мое неуемное любопытство, но я не удержался и вошел.
Он закурил сигарету, черную с золотистым фильтром, похожую на элегантную сигару, и посмотрел на меня сквозь облачко дыма.
— Мне кажется, у тебя есть ко мне вопросы, — произнес он бесподобно красивым голосом.
Да простит меня Господь, но я теперь понял, почему Джеки решила, что влюбилась в него. Я даже понимал, почему после встречи с ним она три дня жила как в тумане.
— Есть парочка, — ответил я, прочистив горло. Неужели он явился сюда отвечать на мои вопросы?!
— Почему? Ты всегда хочешь знать почему... — Он улыбнулся, давая понять, что знает обо мне все, что нужно знать. — Мне нравилась та женщина, Амариса, — сказал он немного погодя. — Тебе кто-нибудь говорил, что у нее случались видения? Так, ничего важного, но ей удалось остановить... несколько моих проектов. Но что по-настоящему бесило мать Джеки, так это что ее муж помогал Амарисе, когда у нее бывали видения.
— Как я Джеки? — заметил я.
Я боялся, но в то же время готов был скакать от радости. Я разговариваю с дьяволом! С настоящим дьяволом, честное слово! Я, как слепой, нашарил кресло и сел напротив него. Мне хотелось перестать моргать. Возможно, я не доживу до утра, но хочу быть уверенным, что если доживу, то сумею воспроизвести каждое слово, каждый взгляд, каждый оттенок того, что я вижу, слышу и чувствую.
Вместо ответа он улыбнулся:
— Амариса могла меня видеть. Она видела меня красивым мужчиной. А маленькая Джеки — Санта- Клаусом. Ты и представить себе не можешь, как я устал от образа красного существа с хвостом. Так банально...
У меня в голове промелькнуло название главы: «Дьявол устал». Или лучше «Жизнь с точки зрения дьявола»?
— Амариса разговаривала со мной. Тебе рассказали, что священник первым бросил в нее камень? Он, знаешь ли, теперь у меня. — Он сладко улыбнулся. — У меня там много так называемых святых людей.
Я вмиг стал серьезным: от его слов у меня мурашки побежали по спине.
— Но Амариса другая. Она меня не боялась. Она... 339
— Ты влюбился в нее? — Я услышал свой голос и поразился собственной смелости — или глупости.
Снова улыбка.
— Влюбился? Возможно. Потому что даже у меня есть чувства. Скажем так: есть люди, которых я хочу больше, чем других.
Меня снова пробрала дрожь — и все-таки мне страшно захотелось узнать, на каком месте в его рейтинге нахожусь я. Наверху списка? В самом низу?
— Ее мать, — он кивнул в сторону комнаты, где спала Джеки, — завидовала Амарисе, потому что она была хорошая... в душе хорошая. Такое редко встречается.
Пока он говорил, за его спиной от пола к потолку поднимались клубы красивого цветного дыма. Дым струился, свивался в таинственные узоры, и это зрелище завораживало. Глаз не отвести... Постепенно я стал различать в нем картины.
Я видел сцены из нашей с Пэт жизни. Видел ее родителей. Вот они все трое смеются и поглядывают друг на друга. Вот отец Пэт рыбачит. Картинка изменилась: я увидел его на веранде, с инструментами. А мать Пэт в этот момент что-то готовила на кухне... Она пекла свое фирменное печенье со специями и изюмом. Я отлично его помню, от него по всему дому разливался божественный сладковато-пряный аромат. В этот момент я вновь его ощутил. На миг я позволил себе закрыть глаза и вдохнуть. Когда я открыл их, мать Пэт стояла прямо передо мной и протягивала мне целую тарелку этого печенья.
Инстинктивно я потянулся за ним. Моя рука прошла сквозь воздух. Видения, увы, нематериальны...
— Ты уверен? — Он взял с тарелки печенье и откусил кусочек. — М-м-м... Как вкусно. Так на чем я остановился?
Подозреваю, он привык к тому, что люди бывают слишком ошарашены, чтобы отвечать ему. Он продолжил, хотя я не сказал ни слова. Но думал я не о нем — я думал о Пэт. Вспоминал ее. Запах печенья витал в воздухе, и, рассказывая, он размахивал этим драгоценным печеньем. Один кусочек, подумал я. Дай мне хоть один кусочек. Я хочу вспомнить точно. По-настоящему вспомнить.
— Ах да, — говорил Рассел Данн. — Ты, получается, хочешь узнать побольше? Посмотрим-посмотрим. С чего бы мне начать? — Он встал и прошелся по комнате — элегантный, очень красиво одетый мужчина. — Удивительно, что ты не догадался, что это я бросил вам камень через стену. Вы подрасслабились, и я начал беспокоиться, что вы и вовсе прекратите расследование. А если бы это случилось... ну... — Рассел пожал плечами, давая понять, что мы оба находимся здесь потому, что он так задумал. — Он ткнул в меня печеньем, потом взглянул на него удивленно. — Это тебе досаждает? — В мгновение ока печенье испарилось, он подкующе улыбнулся. — Знаешь, хочу подчеркнуть: у меня очень-очень легкая работа. Люди думают, что я только и делаю, что сную рядом и что-нибудь нашептываю им на ухо, подстрекая к какому- нибудь злу. Но это не так. Я оставляю это все на их совести — и они делают то, о чем я никогда бы даже не додумался. Люди гораздо изобретательнее меня. Ты наверняка слышал о людях, которые черпают в книгах идеи для своих преступлений?
Я кивнул. Я знал, что он не мои книги имеет в виду: я не пишу ужастиков.
Он прочел мои мысли.
— Ты считаешь, твои книги не могли породить ничего дурного, потому что они такие сладкие? Помнишь, в одной из книг ты писал о том, как утонул твой кузен Ронни, а вы, дети, радовались?
Рассел Данн не стал дожидаться моего ответа.
— В Калифорнии мальчик убил двоюродного брата. Утопил, потому что не любил его. И эту идею он позаимствовал из твоей книги.
Я так и обмяк.
— М-да, так о чем это я? Ах да, об Амарисе. В общем, она не крутила со мной шашни, как потом говорили. Чего только люди не придумают в оправдание своих поступков. Интересно, да? Видишь ли, только два человека на свете знали, что Амариса ждет ребенка. Помнишь священника?
Я вытаращился на него.
— Она от него ждала ребенка?
— Да. Но это не был так называемый плод любви. Как-то вечером он подстерег ее на тропе и изнасиловал. Амариса ни словом об этом не обмолвилась: не хотела никому причинить боль, жене священника, например. И знаешь, что сделала Амариса, узнав, что беременна? Она возблагодарила... — Рассел Данн не произнес этого слова вслух, только указал вверх и заговорщически улыбнулся мне. — Конечно, этот парень не имел к сему событию никакого отношения, но я замечал, что люди часто воспринимают то хорошее, что сними случается, как подарок от него. Видишь ли, Амариса считала себя бесплодной. Глупая женщина, она так безоговорочно верила своему покойному муженьку... Это он свалил на нее всю вину за то, что у них нет детей. — Он снова улыбнулся так, что у меня волосы на затылке встали дыбом. — Со смертного одра ее муженек попал прямо ко мне.
За его спиной в дыму снова появились картины. На этот раз я увидел Пэт. Она сидела за нашим обеденным столом и правила мою рукопись. Я часто останавливался в дверях и наблюдал за ней, отчасти из тщеславия, отчасти потому, что мне просто нравилось на нее смотреть.
Эта сиена заставила меня вспомнить Пэт так живо, так ярко, что все остальные мысли исчезли из моей головы. Мне надо было как-то отвлечься. Не смотри туда, велел я себе. Не смотри!
— Священник боялся, что его преступление откроется, и потому он первым бросил в нее камень. Другие последовали его примеру.
Рассел Данн встал и полюбовался на Пэт. Теперь она стояла у плиты: выливала в кастрюлю суп из жестяной банки. Какая обыденность!..
Но эти образы вонзались мне в сердце так глубоко, что я был уверен: оно кровоточит.
