Только теперь Темперанс поняла, что все случившееся – целиком и полностью ее вина. И что ей теперь делать? Извиняться? Может, даже унижаться? Наверное, стоит держаться вызывающе...
– Не соблаговолите ли одеться? – спросила она, вздернув подбородок и отведя взгляд.
Так вот что значит похоть, думала она, глядя на выцветшие обои. Вот что имели в виду женщины, уверявшие, что ничего не могут с собой поделать, и забывающие обо всем в объятиях мужчины. И вот как женщины оставались бедными и одинокими с тремя детьми на руках...
– А вы не соблаговолите ли объяснить, что делаете в моей постели?
Ну, хватит! Голый он или нет, Темперанс обернулась.
– Я ошиблась, вот и все! Просто ошиблась. Я была уставшей, голодной, я до сих пор голодная, свеча потухла, я на ощупь добралась к первой попавшейся постели и упала...
Он все еще не сводил с нее глаз и даже не двинулся с места, чтобы одеться.
– Вы клянетесь, что приехали не для того, чтобы выйти за меня замуж?
– Повторяю: у меня уже есть муж!
– Хм... – буркнул хозяин.
Темперанс не могла определить, поверил он ей или нет, и пыталась не смотреть на его обнаженное тело, но он был красив, как ожившая музейная греческая статуя. У него были широкие мускулистые плечи и крупная грудь с литыми мускулами. Он явно не просиживал все дни напролет за письменным столом. Его мощная спина резко сужалась книзу, а ягодицы были крепкие, твердые и округлые. Однажды Темперанс слышала, как женщина говорила о своем любовнике, что «его задницей можно гвозди гнуть». Теперь она поняла, что рассказывающая имела в виду.
Темперанс с трудом отвела взгляд. Она чувствовала, что не сможет смотреть ему прямо в глаза, не опуская своих все ниже и ниже. Она раньше видела мужской член только у детей и в музеях. Мама не любила, когда она смотрела на эти статуи.
Джеймс постоял еще чуть-чуть, глядя на нее, затем повернулся, взял с кресла клетчатый плед и накинул на себя.
Он обернул бедра толстым кильтом, под которым у него ничего не было, натянул на себя рубашку из хлопка и стал застегивать манжеты, повернувшись к гостье спиной.
– Но если вы не рветесь за меня замуж, то зачем мой дядя послал вас ко мне? – спросил Маккэрн. – Я знаю, что вы американка, что вы нас считаете отсталыми шотландцами, но у некоторых из нас имеются мозги. Вы не экономка! У вас ручки леди. И у вас нет троих детей. Слишком плоский животик!
Темперанс не подозревала, что человеческое тело может покраснеть все целиком, от кончиков пальцев на ногах до корней волос, но именно это с ней и случилось. На секунду она отвернулась, чтобы прийти в себя. Ей нужно было очень быстро найти ответ. Если она скажет правду, Джеймс отправит ее обратно, а Ангус оставит ее навсегда в Эдинбурге, и она никогда не увидит Нью-Йорк.
Темперанс вспомнила об Агнесс, и ее осенило.
– Я была леди, – произнесла она, опустив взгляд на руки, – но я... я сбежала с мужчиной, и мой отец лишил меня наследства, а когда мой любимый узнал о моем отце...
– Он смылся! – закончил Джеймс. – Ясно! Бедная дурочка!
Темперанс пришлось прикусить язычок и промолчать по поводу своей глупости. Нужно было решать главную задачу и строить из себя саму беспомощность.
– Новая жена вашего дяди помогает женщинам в моей ситуации, поэтому она...
– А-а, благодетельница! А я думал, что Ангусу не нравятся такие женщины, – задумчиво произнес Джеймс, протягивая руку за свитером. – Дяде всегда нравились женщины сладенькие, мягкие, а не мужеподобные, которые лезут не в свои дела.
Темперанс показалось, что она сейчас задохнется.
– Ваш дядя дал мне полгода, чтобы внести порядок в вашу жизнь. Если мне это не уедается, он отправит меня обратно в Нью-Йорк кое-как перебиваться самой.
– Понятно! Для леди это просто погибель!
В его голосе звучало почти сочувствие, и, возможно, Джеймса стоило поблагодарить, но Темперанс хотелось выкрикнуть, что ей почти тридцать, что у нее никогда не было мужа и что ей нужны собственные деньги.
Натягивая свитер, хозяин пробурчал:
– Конечно, вы понимаете, что Ангус мечтает, чтобы вы вышли за меня замуж?
– Нет, не понимаю, – ответила Темперанс сквозь зубы. – А не соизволите ли, если вас не затруднит, объяснить, почему вы считаете, что любая женщина, заговаривающая с вами даже всего лишь о работе, собирается за вас замуж? Разве вы такой лакомый кусочек?
Джеймс присел на кровать возле ее ног, но не как соблазнитель, а как друг. Со стороны могло показаться, что они собрались выпить чайку и поболтать.
– Совсем не лакомый, в этом вся загадка. Да, конечно, я красивый, спору нет, и могу доставить женщине удовольствие в постели. И у нее будут от меня прекрасные сыновья, учитывая моих предков, но...
Его тщеславие было обезоруживающим.
– Тогда что же у вас не так, раз вы такой породистый?
Он взглянул на нее: не смеется ли она над ним? Но Темперанс сидела на кровати, натянув одеяло по грудь, и ободряюще ему улыбалась.
