– Нетрудно догадаться! – хмыкнула Темперанс. – Зато на лошадей он денег не жалеет!
– Да, для лошадей все, что угодно!
Глаза старухи засверкали от удовольствия: она наслаждалась отчаянием Темперанс.
– Алек увезет вас обратно в город, – снова предложила она.
С минуту Темперанс оглядывала кухню. Старинный камин, такой огромный, что в нем можно зажарить целого лося, но, судя по птичьему помету в очаге, ставший голубятней. Пол не мыли с тех пор, как построили дом, на столе – три потускневшие медные сковородки, связанные между собой паутиной в три сантиметра толщиной. Темперанс искренне пожелала себе не повстречаться с пауком, соткавшим такую паутину.
– Где Маккэрн ест? – спросила она, оглядываясь на женщину.
– У бедной Грейс.
– А кто это?
Старуха опять закудахтала от смеха.
– Его подружка.
Теперь понятно, почему он не хочет жениться. Но нужно найти положительную сторону. Расставить все точки над «и». Темперанс призадумалась...
– Ну, хорошо, конюхам нельзя работать по дому... А можно отправить мальчика с письмом? В виде тренировки лошади!
– Да... – неуверенно произнесла старуха.
– Мне нужны ручка и бумага, – сказала она старухе.
Та развернулась и вышла из комнаты. Вернувшись через полчаса, она положила на большой кухонный стол толстую пачку старой, но отличного качества писчей бумаги, стеклянную чернильницу, и – мамочки мои! – гусиное перо.
С минуту Темперанс смотрела только на это перо. За окном двадцатый век, а она будет писать пером?
Вздохнув, Темперанс взяла перо, попросила старуху принести что-нибудь поесть и начала письмо матери.
Она медленно, ведь быстро писать тупым пером может не каждый, детально описала дом, куда попала. Двадцать девять лет своей жизни она вложила в письмо матери, используя все, что могло бы убедить Мелани помочь дочери уехать отсюда. Вина, слезы, мольбы – все там было.
В заключение, на двадцатой странице, Темперанс просила выслать ей денег на обратную дорогу.
Она скрепила письмо по-старому: воском и тяжелой медной печатью, затем вручила его мальчику по имени Рамси и попросила отправиться в Эдинбург и доставить послание матери как можно скорее.
Она вынуждена была признать, что лошади действительно очень быстрые, а мальчик Рамси не увиливает от работы. В течение суток Темперанс получила ответ.
Дрожащими в предвкушении свободы руками Темперанс вскрыла мамино письмо.
Глава седьмая
Четыре дня, думала Темперанс, опуская швабру в ведро. Четыре самых ужасных дня в ее жизни она мыла и терла. Руки у нее загрубели и потрескались.
– Вам надо что-нибудь посильнее, да? – спросила Гриссель, служанка, на исходе первого дня, наблюдая, как Темперанс сражалась с кухней сначала с помощью щетки, затем швабры, затем ножом пытаясь отскоблить многолетнюю ржавчину, которая не желала соскабливаться.
Единственной целью Темперанс было выбраться из этого ужасного места и избавиться от этих ужасных людей. Конюхи ухмылялись, увидев ее. Две древние служанки ходили за ней по пятам и смотрели на нее так, словно она приехала, чтобы развлекать их. Но они и пальцем не пошевелили, чтобы помочь ей отмыть старый вонючий дом.
Что же касается Джеймса Маккэрна, то она не видела его с того утра, как проснулась в его постели.
На второй день пребывания Темперанс в доме Джеймса Маккэрна прибыла повозка с посылками от мамы и сундуками с одеждой. Никогда в жизни не испытывала Темперанс такого удовольствия при виде своих сундуков, потому что, с тех пор как она приехала, на ней было невысыхающее дорожное платье. Еще прибыли большие деревянные бочонки с тающим льдом, обернутые марлей и бумагой свертки, две корзины с овощами и фруктами, несколько бутылок вина.
Конечно, все работающие у Маккэрна в доме, собрались вокруг повозки и с любопытством заглядывали внутрь.
– Это говядина? – небрежно спросил мужчина, которого, как она теперь знала, звали Алеком.
