любви к воображаемому рыцарю, легко разрушит ее.
Она услышала, как скрипнули ремни, когда Ранулф лег в постель.
– Иди ко мне, – сонно позвал он.
– Сейчас. Только подложу дров в огонь.
Как и предполагала Лайонин, он почти сразу же повернулся на бок и задышал глубоко и ровно. Лайонин быстро отыскала мешочек, вынула гладкий твердый камень и бесшумно подошла к забранному ставней окошку. Оставалось только приоткрыть ставню и уронить камень. Руки ее тряслись, но она убеждала себя, что поступает правильно.
Когда она разжала пальцы, внизу послышался легкий шум. Девушка быстро повернулась к спящему Ранулфу, но тот даже не шевельнулся.
Все еще дрожа, она сняла халат и легла рядом с мужем. Застывшая, неподвижная, невероятно остро ощущавшая его непривычную близость. Он подвинулся к ней, и большая рука легла ей на шею. Лайонин, задыхаясь, попыталась освободиться от тяжести, но он стал ласкать ее, так и не открывая глаз. Шершавая ладонь шарила по ее обнаженному телу. Молча, без единого слова он подмял ее под себя, и Лайонин сжалась от страха в предчувствии неминуемой боли.
Он раздвинул ее ноги мощным бедром, и горячие слезы обожгли ее глаза. При первом же выпаде боль вернулась с новой силой, и она ощутила себя беспомощным зверьком, попавшим в лапы льва. К счастью, на этот раз все закончилось быстрее, но она еще долго не спала. Слезы одиночества и отчаяния все катились из глаз, заливая волосы на висках.
Ранулф, как всегда, проснулся на рассвете. Лайонин лежала на боку, лицом к нему. Ему пришло в голову, что во сне она выглядит еще моложе и прелестнее. За два дня их брака он не успел провести с ней достаточно времени наедине. Слова мальчишки не давали ему покоя. Джайлз словно подслушал речи его первой жены и повторял их почти дословно. Он так хотел верить Лайонин, что она не пыталась его обмануть, не притворялась, не лукавила. Он ведь не просил любви… Нет? Чего же тогда ему надо? Похоже, женщины либо боялись его, прославленного Черного Льва, либо желали его золота. Он припомнил, как отец говаривал когда-то, что его старший сын так же способен убить человека, как стать победителем в рыцарском турнире. Интересно, что сказал бы отец сейчас? Как отнесся бы к сыну, которого готовили в священники, а он стал грозой всей Англии? Тем, кого многие боятся, некоторые ненавидят и почти никто не любит.
И все это из-за женщины.
Лайонин пошевелилась во сне, вернув его к настоящему. Он снова бросается в битву, без одежды, доспехов и вооружения. И вряд ли те раны, которые он получит на этот раз, так скоро заживут. Он коснулся ее щеки, погладил ушко, затейливую розовую раковинку. Ее глаза распахнулись, и он потрясение осознал, что в них плещется страх.
Лайонин увидела мягкий изгиб губ, нежность во взгляде и сразу разгадала его мысли. О нет, она не готова к новой боли!
Она поспешно спрыгнула с кровати, накинула халат, встала на колени у очага и принялась нервно ворошить угли железной кочергой. Что, если Ранулф позовет ее в постель? Он ее муж, и она не вправе ему отказывать.
Ранулф повернулся на спину и хмуро уставился на пыльный балдахин. Она имеет основание его бояться. В первую ночь он взял ее жестоко и грубо, причинив боль. Как обидно, что она впервые познала именно такую любовь… Но сегодня, в замке Эйлсбери, он все исправит. И покажет, какова может быть любовь между мужчиной и женщиной…
Он повернулся на бок и подложил ладонь под щеку, наблюдая за ее порывистыми движениями, очевидным стремлением избегать его. Завтра он спросит ее, что она почувствовала после той ночи.
– Ты скоро встанешь? – дрожащим голоском спросила она.
Ранулф усмехнулся, словно вспомнив что-то смешное:
– Да, сейчас.
Она торопливо сунула в сумку какую-то одежду и коричневый кожаный мешочек. Ранулф нахмурился. Перед глазами витала какая-то полузабытая сцена… темная фигура… но картинка никак не складывалась. Только когда Лайонин подошла кокну, память вернулась к нему. Неужели… нет, это просто сон…
– Прошлой ночью ты сказала, что хочешь поговорить со мной. Могу я узнать твои мысли? – спросил он, пытаясь говорить спокойно, несмотря на то что в груди бушевал огонь. И постарался отрешиться от ее сжатых кулачков и ускользающего взгляда.
– Я… я ничего… Ранулф!
Лайонин подбежала к постели и бросилась в его объятия. Она трепетала, как осенний лист, и он крепко держал ее, поражаясь хрупкости этого стройного тела, боясь причинить ей боль. Он приподнял ее подбородок и отметил, что в зеленых глазах не было ни единой слезинки.
– Я… я хочу, чтобы ты был очень осторожен… берег себя, – выдавила она сквозь сжавший горло ком.
– Тебя так напугал пожар?
– Да… нет. Кое-что другое.
– Тогда говори прямо. Я не побью тебя за несколько лишних слов.
– Это… это Джайлз. Он…
– Ты смеешь произносить при мне его имя? – зарычал он, грубо оттолкнув ее. – Радуйся, что я не прикончил твоего дружка! Узнай я, что он твой любовник и получил то, в чем ты мне отказываешь, я бы убил его, а возможно, и тебя. Скажи спасибо, что я пытался поверить тебе, а не ему. А теперь зови свою служанку и одевайся. Мы скоро уезжаем.
Он поспешно отбросил одеяла и стал натягивать одежду. Всего два дня после свадьбы, а она уже ухитрилась взбесить его едва не до потери рассудка. Гнев, глубокий гнев разъедал душу, причиняя больше боли, чем шрамы от ран. Девчонка подобралась к нему ближе, чем кто-либо из окружавших его людей. Разве только Изабель могла так…
Он стиснул зубы, стараясь выбросить из головы тоскливые мысли.
– Лайонин, иди ко мне.
Она встала перед ним, собираясь с мужеством.
– Теперь я вполне успокоился, так что можешь говорить все, что у тебя на уме, – с трудом выговорил он.
Но если простое упоминание имени Джайлза вызвало такую ярость, как он отреагирует на пять писем, адресованных другому человеку? Неужели она настолько глупа, что воображает, будто он выслушает ее оправдания, прежде чем разорвать в клочья? И пусть он потом пожалеет о своем поступке, будет слишком поздно. Она не может рисковать.
– Мне нечего сказать, – прошептала она и отвернулась.
Ранулф тоже отвел взгляд, понимая, что она лжет, и молча вышел, не удостоив ее ни словом. Оказавшись во дворе, of сначала не услышал тихого голоса Маларда: слишком старался поверить ей, воскресить в памяти первые два дня их счастья. Как могли два человека, казавшиеся родными душами, внезапно стать чужими? Почти врагами.
– Лорд Ранулф, – настаивал Малард. – Я принес новости, которые вам необходимо знать.
Ранулф внимательно слушал, не веря собственным ушам, и с каждым откровением, с каждой фразой лицо его все больше темнело.
– Я буду за ним наблюдать, – заключил он.
– А миледи?
– Она принадлежит мне и должна быть моей… Я отвечаю за свою… жену.
Он едва не сказал «свое бремя».
Глава 7
Лайонин смотрела, как Люси с трудом забирается в фургон. Бедняжка была слишком старой и толстой, чтобы ехать верхом.
Ранулф пристально, изучающе посмотрел на жену, прежде чем усадить ее в седло. Они ехали молча. Несколько раз Лайонин отчаянно хотелось рассказать Ранулфу о Джайлзе, но мешал страх.
– Сегодня мы пораньше остановимся на ужин. Вчера мы безмерно устали, и торопиться нет смысла.
Он помог ей слезть с лошади, ушел, чтобы отдать приказания своим людям, и тут же вернулся.
– Пройдешься со мной? – спросил он, протягивая руку. Лайонин с радостью приняла приглашение, и он повел ее в лес, где их не могли видеть.
– Боюсь, как и предсказывал брат, из меня вышел плохой муж. Давай сядем и поговорим.
Холод замерзшей земли проникал до самых костей, Tt она вздрогнула.
– Ты замерзла?
Он привлек ее к себе, закутал своим плащом и крепко обнял. Под ее щекой ровно билось его сердце.
– Вы будете рады оказаться дома, милорд? – прошептала она.
Ранулф слегка нахмурился. Уж слишком быстро она перешла от «моего льва» к «милорду»!
– Да. Валлийский климат чересчур суров, а я привык к мягкой погоде острова.
– Расскажи о нем.
Он стал описывать поля, луга, леса и синее море.
– Ты живешь там один со своими людьми? И никаких родственников?
– Мои родители умерли, когда я был очень молод, – рассеянно ответил он, играя ее волосами. – Похоже, мы так мало знаем друг друга, что должны подбирать слова. И все же было время, когда мы не могли наговориться.
Лайонин сморгнула слезы, потому что ощущала то же самое. Но подняла лицо и попыталась улыбнуться. Он коснулся ее уст губами, и у нее закружилась голова от его требовательного поцелуя. Он словно пил ее душу этим поцелуем. И все же его возрастающая страсть сменилась чем-то более высоким, чем простые чувства. И слезы снова покатились но ее щекам, жаркие, горькие.
– Скажи, что тебя мучит? – спросил Ранулф, отстранившись.
– Лучше скажу я, – раздался тихий голос из-за деревьев. – Не удивительно ли, что новобрачная плачет, когда муж ее целует? Мы скрестим мечи, лорд Ранулф, и посмотрим, кому достанется эта женщина.
– Ты глупый мальчишка. Я не могу драться с тобой. Моя жена все рассказала о тебе, и я ей верю, – бросил Ранулф, но боль в его глазах была очевидна.
– В таком случае, может, это убедит тебя в правоте моих слов? – процедил Джайлз, бросив к ногам Ранулфа кожаный мешочек.
– Нет! – вскрикнула Лайонин и бросилась к мешочку, но Ранулф оказался проворнее и стал медленно вынимать письма, одно за другим. Лицо разом лишилось цвета, выражения, всяких чувств. Закончив читать, он повернулся к жене. Лайонин поняла, что могла бы
