управлять ими по моему желанию.
Мы выступили, не медля ни одной минуты. Что было впереди, о том никто из нас не знал. Может быть, неприятель уже занял все проходы, и мы, подойдя к намеченному месту, найдем его там. В тот раз, когда я с патрулем был отправлен на разведку, я не видел неприятеля; но тогда я еще не смел переступать границы. Точно так же я и теперь не мог знать о том: не стоит ли неприятель непосредственно за горою? Но все обошлось благополучно. Ничто не помешало нам занять проход, и на другой день с восходом солнца мы уже могли тихо и спокойно отдохнуть.
Обо всем этом я немедленно дал знать комманданту Стенекампу. К вечеру, хотя все еще больной, он явился сам со всем отрядом. Коммандант Стенекамп принес с собой известие, что первое столкновение с англичанами уже произошло и что генерал Деларей, напавший на панцирный поезд у Крайпана, разрушил его.
Несколько дней спустя главный коммандант Мартинус Принслоо созвал в Рененспасе военный совет, а так как коммандант Стенекамп по болезни не мог на нем присутствовать, то вместо него был отправлен я. На совете было решено, что 2000 буров, взятых из различных отрядов, должны двинуться в Наталь под начальством комманданта Вилие (из Гаррисмита), который раньше был «заменяющим»; в то же время все остальные отряды должны оставаться в Драконовых горах и защищать проходы.
Я должен здесь мимоходом заметить, что в законах Оранжевой республики ничего не говорится о фехтгенерале[15], но незадолго до войны фольксрадом было установлено, что президенту дается власть назначать такого генерала по своему усмотрению. В том же собрании фодьксрада было постановлено дать президенту право заявления несогласия (veto) по всем законам, относящимся к войне.
Так как коммандант Стенекамп по причине болезни опять не мог выступить, то было приказано мне, как его заместителю, отправиться по указанию с 500 бурами.
Нам было поставлено целью отрезать англичан, находившихся в Эландслагде и Дунде. При этом мы должны были соединиться с трансваальцами, шедшими по направлению от Фольксреста, а также и с частью бюргеров округа Вреде и, соединившись, стать всем под начальство генерала Коха.
Но наша цель не была достигнута. Мы не пришли вовремя на место между Эландслагде и Ледисмитом. Чему это приписать — я не знаю. Но что всему делу помешала небрежность, это не подлежит никакому сомнению. Чья же была в том вина, правительства ли Южно-Африканской Республики, или главного комманданта Принслоо, или комманданта Фехтген, или же комманданта Вилие, я не могу сказать. Я знаю одно: что я был тогда только заместителем и обязан был не отдавать приказаний, а только исполнять их. Как бы там ни было, но когда я на рассвете 23 октября разрушал полотно железной дороги приблизительно в 12 милях к северу от Ледисмита, я увидел англичан, направлявшихся обратно к Ледисмиту. Потом я узнал, что это было бегство полковника Юля (col. Jule), столь прославленного в английских кругах. Если бы мы были тогда более подвижны, то мы могли бы отступавшим англичанам преградить путь и выиграть блестящее сражение.
Отступившие англичане, конечно, соединились с теми, которые стояли у Ледисмита. Теперь мы могли каждую минуту ожидать, что еще до прихода к нам трансваальцев, находившихся, вероятно, еще только в Дунде или где-либо около этого места, англичане нападут на нас соединенными силами.
Так и случилось.
На следующее утро, 24 октября, англичане выступили в 8 часов утра из Ледисмита и сражение началось на Моддерспрейте у Ритфонтейна. Это было первое сражение буров Оранжевой республики. До него была только небольшая стычка 18 октября между гаррисмитцами и карабинерами у Бестерстационе, где погиб Джонсон (Jonson), гаррисмитский бюргер — наша первая жертва в войне за свободу.
Мы заняли растянутую позицию на холмах (kopjes)[16] к западу от железной дороги между Ледисмитом и Дунде, расположенных большим полукругом. Нашу единственную пушку мы поставили на западном фланге, на высоком холме. Нас всех было не более 1000 человек; другие остались арьергардом в Бестерстационе.
Англичане выступили против нас с тремя батареями, которые они разместили совсем позади войска, и открыли на расстоянии приблизительно 4000 метров оглушительный артиллерийский огонь. Мы выстрелили из пушки несколько раз, но вслед за тем убрали ее с позиции и во время всего сражения действовали одними ружьями.
Англичане сразу стали применять свою тактику обхода, но тем не менее им не удалось в этот раз обойти нас. Мы вовремя успели заметить их намерение разъединить нас, чтобы не дать нам возможности сосредоточиться.
В это время придвинулись те из них, которые должны были начать нападение. Они легко могли это сделать, прячась в небольших ущельях или пользуясь другой защитой, не подвергая себя опасности, несмотря на то что были уже близко от нас. Но зато всюду, где они появлялись, мы открывали против них такой ужасный, непрерывный огонь, что ближе чем на 200 шагов, они нигде не могли подойти к нам. Наиболее жарко пришлось комманданту Нелю с кронштадтскими бурами.
Восточнее, там, где был я, нам досталось не так сильно. Тем не менее нужно сказать правду: все бюргеры, где бы они ни находились, сражались одинаково храбро. Каждый держался крепко раз занятой позиции, и, несмотря на непрерывно падавших убитых и раненых, ни один не уступал в храбрости и мужестве другому.
Мы продолжали обстреливать англичан приблизительно до трех часов пополудни. Тогда только наконец неприятель понял, что не может вышибить нас из позиции, и повернул обратно к Ледисмиту.
Спустя некоторое время мы могли отправиться на место сражения. Убитых и раненых было немного, так как еще во время сражения англичане унесли своих. Об этом узнали мы от товарищей, которые видели с верхушек холмов, как неприятель это делал.
У нас было 11 убитых и 21 раненый, из которых потом еще двое умерло.
Эта утрата была для нас очень тяжела, но она не повлияла ни на кого из нас — ни на бюргера, ни на офицера — ослабляющим образом.
Как раз при начале сражения появился А.П. Кронье. Он был назначен фехтгенералом самим президентом и перенял начальство от заместителя — Вилие. Он очень храбро и хорошо держал себя во все время сражения, и я был с ним тогда совершенно согласен в том, что он признавал напги силы слишком слабыми для того, чтобы преследовать отступавших англичан.
Когда все кончилось и я мог оставить свой пост, я отправился пожать ему руку, как старому другу и сочлену по фольксраду.
Мне было очень приятно приветствовать его в качестве фехтгенерала, тем более еще что он был сыном храброго офицера, сражавшегося во время войны с базутами в 1865— 1866 годах. Ему было 66 лет, возраст довольно преклонный для того, чтобы строго исполнять тяжелые, в физическом отношении, обязанности, возлагаемые на фехтгенерала.
Глава II
НИХОЛЬСОНСНЕК
Мы удерживали свою позицию при Ритфонтейне до 29 октября, когда к нам подошел генерал Жубер с некоторою частью трансваальских отрядов.
Было решено, что трансваальцы направятся к северу от Ледисмита и к востоку от Нихольсонснека, а оранжевцы к северо-западу и к западу от того же села; те и другие, дойдя до назначенного места, должны были занять там позиции.
В полуторе часов к югу от Нихольсонснека находится холм с ровной вершиной. Мы называли его Свартбонскоп, но после 30 ноября он получил название Малой Маюбы. Этот холм было поручено охранять комманданту Нелю с кронштадтскими бюргерами.
30 ноября, на рассвете, мы услыхали по направлению от самого далекого места позиции трансваальцев глухой гул частой пальбы. Последовал немедленный приказ седлать лошадей. Я спросил позволения у комманданта Стенекампа, который накануне прибыл из Безейденхоутспаса, отправиться в
