привезли как пленницу. И даже колдовская ночь с Фьяманджело может оказаться лишь случайным ярким видением в череде тоскливых дней, которые ее ждут.
Но странный внутренний голос подсказывал Дарине, что все теперь изменится в ее судьбе, что она встретилась, наконец, с кем-то самым главным.
Она ждала, что Фьяманджело скоро вернется в комнату и откроет ей свою тайну. В ожидании его Дарина села на скамью у стола и вздохнула. Запах свежего хлеба пробудил в ней чувство голода. Хлеб лежал на столе в маленькой плетеной корзинке. Рядом стояла кружка молока. Слегка подкрепив свои силы едой, Дарина почувствовала, что уже не может сидеть на месте и ждать, чтобы кто-то за нее решал ее судьбу.
Толкнув дверь, она с удивлением обнаружила, что ее вовсе не заперли, да и за порогом нет сторожей. Спустившись по темной лестнице вниз, она оказалась в той самой комнате, в которой накануне сидели игроки в кости. Теперь здесь никого не было. Дарина перешла дальше, в помещение корчмы, где вчера за длинными столами пили и спорили шумные посетители. Трое или четверо вчерашних спорщиков валялись на лавках и под лавками мертвецки пьяные.
Чувствуя себя, как в странном сне, Дарина медленно проследовала к выходу. Теперь ей оставалось лишь толкнуть тяжелую дверь — и очутиться на свободе. Но ждала ли ее свобода на улицах чужого, незнакомого города? Впрочем, оставалась надежда на то, что купеческий караван уже прибыл в Сурож и она сможет найти Мартына и Калиника.
И вдруг Дарина поняла, что ей не хочется уходить на свободу, что ее страшит разлука с Фьяманджело и она не может исчезнуть, не проникнув в его тайну. Несколько мгновений она стояла перед дверью, не зная, на что решиться, и вдруг за ее спиной раздались шаги. Слегка повернув голову, она краем глаза увидела, как от стены отделилась чья-то фигура. Дарину охватило тревожно-сладкое предчувствие. Не раздумывая больше, она скользнула за дверь.
Она шла по улице, словно летела, и не сомневалась, что этот человек следует за ней. Дорога, выложенная диким камнем, попетляла между приземистыми домишками и вывела Дарину на берег моря. Справа причудливыми ветвями раскинулись длиннохвойные южные сосны, слева поднимались скалистые отроги высокой, поросшей зеленью горы. Дарина искала уединенное место и нашла его в тени между соснами, усевшись на гладкий камень, покрытый настилом из мягких сухих иголок.
Не поворачивая головы, она знала, что он стоит за ее плечом, и чувствовала себя, как странник на перепутье.
— Дарина… — внезапно раздался его голос.
Она вздрогнула, боясь оглянуться, потому что это был голос Антона. «Значит, все-таки жив?..» — замерло ее настороженное сердце, и, медленно подняв взгляд на стоявшего рядом человека, Дарина вскрикнула от радости: то был Фьяманджело.
— Так ты и есть Антон! — воскликнула она с благодарной улыбкой и, вскочив с места, доверчиво положила руки на плечи того, кто был когда-то ее добрым невинным другом. — О, теперь, при свете дня я вижу: это лицо Антона! Его черты, его большие карие глаза. Если сбрить усы и бороду, убрать загар, морщины на лбу и след от ожога — это будет то самое лицо!
— Я не могу быть Антоном, — вздохнул Фьяманджело. — Разве он был таким, как я? Ведь ты любила его как брата, когда сама еще была девочкой. Меня же в эту ночь ты любила так, как настоящая женщина любит настоящего мужчину.
— Верно… — Дарина растерялась и почувствовала, что горячий румянец заливает ей щеки. — Я и не думала, что на свете бывают мужчины, подобные тебе… Но если ты не Антон, то кто же тогда? Если б у него был брат-близнец, боярыня Ксения мне бы сказала. Неужели она могла скрыть?.. Кажется, недаром Зиновий намекал мне, что один из наследников боярыни жив. Наверное, увидев тебя в Суроже, он догадался, чей ты сын.
— Почему же он сказал об этом тебе, а не самой боярыне?
— Он и мне бы не намекнул, если б не хотел пригрозить. Негодяй звал меня замуж, а я отказывалась, говорила, что хочу остаться с Ксенией. Тогда он заявил: «Не думай, что ты у боярыни единственная наследница. Я вот скажу слово — и объявится ее сын-наследник, а тебя отправят в монастырь».
— И давно это было?
— Да уж больше четырех лет прошло.
— И что же, Зиновий все эти годы молчал обо мне?
— Молчал, потому что покойники не говорят. Зиновия убили в тот же день, когда у нас с ним был тот памятный разговор.
— А кто убил?
— Это долгая история. Карп, мой покойный муж, служил татарам и однажды привез от них ларец с золотыми монетами. А Зиновий подсмотрел, где боярин хранит свой клад. И вот в день, когда на Карпа напали княжеские ратники, чтобы взять его под стражу, Зиновий выкрал золото из ларца и бежал в Киев, где вскоре стал богатым купцом. Но другие приспешники Карпа узнали — да не без моей помощи — кто прикарманил золото, которое они хотели разделить между собой. Вот эти-то разбойники и порешили Зиновия.
— И среди подобных опасностей вам с боярыней Ксенией приходилось жить? Какже две беззащитные женщины это вынесли?
— О, ты еще не обо всех опасностях знаешь, — сказала Дарина с оттенком невольной гордости. — Но, правда, не всегда мы были беззащитны. Князь Даниил поставил в селах своих урядников. В округе Меджибожа княжеским урядником был воевода Лукьян Всеславич, и при нем-то мы чувствовали себя почти в безопасности. Однажды он выручил нас из беды, спас мне жизнь, и я вышла за него замуж.
— Ты любила его?
— Нет, я стала его женой из благодарности. Лукьян Всеславич был пожилым вдовцом, человеком строгим и сдержанным, и я не чувствовала к нему ничего, кроме уважения. А потом он погиб в бою с татарами.
— Зиновий рассказывал про какого-то Назара. Уж он-то, наверное, был бравый молодец, не чета пожилому воеводе?
— Назар был грубоватый, самоуверенный простолюдин, и я не чувствовала к нему ни дружбы, ни уважения. Если б мы с ним долго были рядом, я бы, может, и полюбила его, но лишь телом, а не душой. Для истинной любви этого мало.
— Где же теперь Назар?
— Он тоже погиб. Сказать по правде, я стала бояться, что приношу несчастье. Ведь Антон, Карп, Назар и Лукьян — все погибли. Боже мой!.. — Дарина вдруг испуганно посмотрела на Фьяманджело и схватила его за руки. — Но если ты не Антон, а брат его, то и тебе грозит беда! Я не должна была с тобой сближаться, потому что на мне проклятье!..
— Ты сама себе придумала это проклятье. — Он прижал ее руки к своей груди. — А я не отказался бы от твоей любви даже под страхом смерти.
— Неужели все это не снится мне?.. — прошептала Дарина. — Я ведь давно уже утратила надежду встретить такого мужчину, которого полюбила бы и душой, и умом, и телом. А теперь я смотрю на тебя и боюсь проснуться…
— Значит ли это, что ты любишь меня? Но ведь я Фьяманджело, пират, гуляка, игрок. А ты искала совсем другого — чистого юношу, почти ангела. Если бы ты его нашла, то не была бы со мной?
— Это совсем другое. С Антоном меня связывала дружба, а не любовь.
— Выходит, ты пустилась в такой опасный путь только ради случайной детской дружбы?
— Не только. Когда я осиротела, боярыня Ксения заменила мне мать, и я всей душой привязалась к этой доброй и достойной женщине. Мы с ней часто говорили об Антоне, он был ее любимым сыном. А теперь она больна, и я поклялась ей и себе, что непременно привезу Антона домой.
— Антон, конечно, нужен своей матери. Но нужен ли он тебе?
Глаза Фьяманджело пытливо вглядывались в Дарину, и этот взгляд смущал ее, вызывая неясные подозрения. У нее не бьшо ни сил, ни желания что-либо скрывать от человека, внезапно ставшего ей столь близким, и она сказала:
— Да, нужен. Антон — отец моего сына.
