как застрелить рыбу из ружья, но в два раза забавнее!
Том не упускал в своих воспоминаниях ни одной пикантной подробности. Его мощный бас падал на слушателей как лавина. И заключенные, помимо воли, рисовали перед своим мысленным взором всякие пошлые картины.
Заку больше других запомнился тот рассказ Тома, в котором он вспомнил о том, как в первый раз сорвал с Бет Энн ленточку, которой та подвязывала свои волосы. Сорвал и восхищенными глазами следил за тем, как рассыпаются по плечам роскошные вьющиеся локоны. Он вспоминал пьянящий вкус ее губ, их непередаваемый аромат, рассказывал о том, как учил ее по-настоящему целоваться: не давить друг другу на плотно сжатые губы, а сплестись языками и… Какая она была робкая, раскрасневшаяся и одновременно заинтригованная, когда он в первый раз залез ей под кофточку. Соски у нее были розовые и нежные, как конфетки, а кожа напоминала мед со сливками…
— По всему телу такая кожа, братцы, по всему телу!
А ее бедра, тянущиеся вверх, навстречу мужской силе. Боже правый! Такие упругие, горячие… Длинные сильные ноги… — Страстное желание в ее глазах… Она опустошила Тома, выжала его, как лимон… Это было так здорово! — Чистый рай, братцы, — всегда заканчивал очередной свой рассказ Том под неясное бормотание и стоны, разносившиеся по всей камере. — Это был мой собственный рай!
Зак провел рукой по горящим глазам и облизал пересохшие губы. Даже сейчас он не мог равнодушно вспоминать живописания Тома. Даже сейчас, когда он познакомился с этой молодой леди. А познакомила их пуля, которая разбила все его иллюзии.
В те бесконечно долгие вечера, любовные излияния Тома исполненные невыносимой пыткой неудовлетворенного желания перемежались упоминаниями о Вольфе Линдере и «Отдыхе путника». Но заключенным подавай только Бет Энн, все остальное для них отходило на второй план. Для всех, кроме Зака. Как и товарищи по камере, он возбуждался от любовных историй Тома. Но этим Зак не ограничивался, и однажды у него в мозгу начала созревать некая идея… Зак даже не понял толком, зачем ему понадобилось украсть эту карточку перед самым выходом из тюрьмы…
Теперь, спустя полгода после своего освобождения, он, к великому сожалению, опять разошелся с законом и вынужден был на какое-то время лечь на дно. Рано или поздно власти озаботятся розыском какого-нибудь нового преступника, типа Тома Чепмэна, и позабудут про невинные шалости Зака Медисона. Им будет не до него и тогда Зак вздохнет свободно. В конце концов он не самый последний мерзавец, даже у него есть в душе какой-то свой собственный кодекс чести… Разве приносят мелкое мошенничество, воровство или даже выдавание себя за блюстителя порядка какой-нибудь серьезный урон человечеству? В поле зрения западного законодательства подобные вещи не разглядеть и в лупу. К тому же Зак никогда не нарушал закона, когда видел, что может добиться своего обыкновенной хитростью. Конечно, когда он отказывался от какого-нибудь «дела», то руководствовался при этом отнюдь не рассуждениями о том, что оно грязное и несправедливое. Но он никогда никому не принес большого вреда и не подминал под себя тех, кто не так ловко, как он, разбирался в вопросах выживания в этом мире. Каждый раз, выбирая цель своей очередной аферы, Зак делал это с величайшей осторожностью. Он уподоблял себя Робин Гуду, который обирал богатеев и мерзавцев и одарял бедных.
«Черт возьми! — думал Зак, — что тут такого? Я просто использую те таланты, которыми меня наделил Господь».
Талантами этими были — хорошо подвешенный язык и внешнее обаяние. Зак очень рано осознал, что быстрее может добиваться своего пряником, чем кнутом. Да, да! Дорожки в игорные дома, гостиные и даже в дамские постели, он проторил исключительно своей всепобеждающей улыбкой! Правда, в последнее время он проникался все более и более чувством неудовлетворенности тем, что Госпожа Удача бросала его из города в город. Зак знал, как плыть в жизни по течению, и умел это делать. Ему нужна была свобода. Он не собирался больше попадаться в ловушки, будь то привязанность к определенному месту, женщине или работе. И он твердо решил, что в тюрьму больше не попадет — Никогда.
Так где же еще переждать, пока зарастет его проторенная жизненная дорога и возникнет новая, как не в «Отдыхе путника», где Зак может решить ту сложную задачу, которую не смог решить Том Чепмэн — наложить руки на золотую жилу Вольфа Линдера? Да, да, господа! Наложить руки на блестящее, сказочное золотишко, вынутое из самого сердца Гор Суеверий. Заку приходилось уже раз или два ковырять земли, и он знал о минералах достаточно, чтобы быть уверенным в том, что сможет на этом прилично нагреть руки. С золотишком Вольфа Линдера можно будет легко приобрести игорный дом в Сан-Франциско и уже на нем сколотить приличный капиталец.
Сосредоточенно нахмурившись и неуклюже двигаясь из-за боли в плече, Зак аккуратно завернул заветную карточку в чистый носовой платок и положил на самое дно своей седельной сумки, где никто не смог бы ее отыскать. Ставки в этой игре были слишком высоки, чтобы позволить себе ошибаться.
Том рассказывал о том, что каждой собаке было известно: у Вольфа имеется богатая жила где-то в Горах Суеверий. Он говорил, что старикашка по временам исчезал на несколько недель, а потом возвращался со своей потрепанной сумчонкой, наполненной самородками, и сдавал их в банк «Дестини Сэйвингс». Многие пытались проследить за Вольфом, чтобы отыскать эту жилу, но старик был хитер, как лиса. Ему всегда удавалось завести своих преследователей черт-те знает куда, после чего он оставлял их наедине с самими собой.
— Дилетанты, так их… — с презрением пробормотал Зак.
И Том тоже был дилетантом. Нет, вы только представьте: вешать себе на шею жену только ради того, чтобы добраться до золота! Можно найти с десяток менее вредных для здоровья способов разбогатеть. Впрочем, такая хорошенькая супруга, как Бет Энн — не такое уж наказание. Особенно если она на самом деле является столь знойной и ненасытной, как расписывал Том. Только у него ничего из этого не выгорело. Хитрюга Вольф устроил все так, что женитьба на Бет Энн ничего не дала бы Тому, и он убрался, не солоно хлебавши.
Эта неудача занозой саднила в глубине его души, и он утолял боль своими россказнями и похвальбой. Зак видел Тома насквозь. Он все понял. По своему собственному опыту Зак знал, что самодовольных лицемеров легко обводят вокруг пальца только умные люди. Несмотря на дилетантские поползновения Тома, которые могли спугнуть Вольфа Линдера, славившегося непоколебимой верой в себя и в своего Бога, старикашка все же оставался вполне пригодным объектом для «работы». И Зак, выдававший себя за преподобного Закхея Темпла, был серьезно на нее настроен.
Он опять отложил свою чистую сорочку, а потом стал рыться в седельной сумке в поисках бритвы. Ночь он провел скверно, все ворочался, пытаясь найти своему телу такое положение, при котором не так бы ныло плечо. Но теперь было утро, и Зак готов был продолжать то дело, которое начал. И поскольку обстоятельства испортили ему первое впечатление, он намерен был сделать все, чтобы овладеть ситуацией.
Прижав левую руку к животу, Зак затянул ремень на своих узких измятых штанах и встал с постели. Машинально перенеся на какое-то мгновение центр тяжести на больную ногу, он охнул и вынужден был схватиться за спинку кровати. Каменный пол стал куда-то ускользать из-под ног и качаться, как корабельная палуба. Проклятье! Он не ожидал, что в голове у него будет такое помутнение… А во рту настолько пересохло, что Зак не удивился бы, если бы выплюнул раскаленный песок.
Он прохромал к мойке. Над фарфоровой раковиной был подвешен кувшин, который нужно было наклонять за шнур. Зак стал пить тепловатую воду прямо из горлышка. Остальное налил в чашку. Сняв кувшин, он поставил его на край мойки, а затем сполоснул лицо и шею одной здоровой рукой. Сладостная прохлада окутала его разгоряченную кожу. Он посмаковал это ощущение, прежде чем начать намыливать щеки.
Господи, каким нелепо-неуклюжим он выглядел в ту минуту! Представьте, каково это: намыливаться одной рукой и при этом видеть пелену перед глазами, которая то исчезала, то появлялась вновь, что невыносимо раздражало. Нахмурившись, Зак намыливал свою физиономию. Покончив с этим, он решительно взялся за бритву и едва коснувшись лезвием щетины, чуть не отхватил себе кончик носа.
Ругаясь про себя, Зак сжал губы колечком и быстро обкорнал свои усы. Пока не потеряешь руку, никогда не задумаешься над тем, как мужику необходимо иметь именно две пятерни для того, чтобы, черт возьми, как следует побриться. Наморщив с досады лицо, Зак резко стряхнул пену с лезвия бритвы в чашку. При этом он случайно задел кувшин, который упал с края мойки прямо на каменный пол, брызнув в разные
