для сторожа английском языке.
Корралес, указав на желтые деревянные стулья, пригласил их сесть.
Маркс не помнил, чтобы ему когда-нибудь доводилось встречаться с революционерами, но по живому пронзительному взгляду доктора понял, что перед ним незаурядный их представитель. Он был крепким и мускулистым, несмотря на кажущуюся худобу, и лет ему было сорок, не больше.
— Мы хотели бы знать, доктор, где вы были в понедельник вечером, начиная с шести часов.
— Понедельник, двадцать четвертого. — Корралес полистал свой настольный календарь хорошо ухоженными руками. Эти руки не имели никакого отношения к крысам и рахиту нью-йоркских трущоб. — Вы знаете, что временами я работаю в клинике на Одиннадцатой улице?
— Да.
— Я был там до шести и после, возможно, до восьми. Затем я взял машину и поехал в город поужинать в моем любимом ресторане — «Лас Палмас» на Четырнадцатой улице. Иногда я там встречаюсь с друзьями. Сделал два звонка, да, вот еще — пневмония у ребенка, я перевез его из приюта в больницу на Ленокс-авеню.
— Вы сами перевезли ребенка?
— Конечно, нет. Я вызвал карету скорой помощи.
— В котором часу это было, доктор?
— Было уже далеко за десять, когда пришла карета. Я опаздывал на собрание.
— Давайте вернемся назад, доктор. Вы отправились ужинать, скажем, в восемь пятнадцать.
— Примерно.
— Сколько времени вы провели в ресторане? Мы должны это проверить.
— Час, или около того. Это мой единственный отдых.
— А когда вы приехали в больницу?
— Без четверти десять. Чтобы попасть в город, мне нужно не менее получаса.
— Хорошо, доктор. А второй ваш звонок? Вы сказали, что сделали два звонка.
— Я остановился на несколько минут в похоронном бюро на Сто восемнадцатой улице в Лексингтоне, чтобы отдать должное семье моего друга.
— В котором часу, доктор?
— В десять тридцать.
— А начало собрания в котором часу и где оно происходило?
Впервые Корралес проявил раздражительность.
— В старом Испанском зале на Восточной девятнадцатой улице. Мое выступление было последним, к несчастью, я должен был выступить раньше, чем было намечено. Они потеряли деньги из-за изменений в программе. Пострадал и сбор средств тоже. Надеюсь, вы знаете причину собрания, джентльмены? Освобождение Кубы.
Херринг все записывал.
Теперь допрос повел Маркс.
— Доктор Корралес, у вас черный седан. Шевроле 1959 года?
— Да.
— Можете дать нам ключи?
— Зачем, можно спросить?
— Чтобы осмотреть.
— Я вас понимаю. Но, возможно, уже пришло время объяснить мне цель вашего визита? Мне кажется, я должен вызвать своего адвоката, если вы собираетесь продолжать.
— Решайте это сами, доктор. Был убит известный человек, недалеко от вашей клиники.
— Да, конечно, — промолвил Корралес, медленно откидываясь на стуле. У него был вид человека, который только сейчас понял, что все гораздо серьезней, чем он думал. — И совсем близко к тому месту, где я договорился оставлять свою машину. — Он вынул ключи из кармана и отдал их.
Перерро, взяв ключи, ушел.
— Немного необычная договоренность, вам не кажется? — продолжал Маркс.
— Совсем нет. Мне не повезло. Мою машину взломали.
— Пропало что-нибудь ценное, доктор?
Корралес заколебался.
— Да, лейтенант, хирургические инструменты.
Маркс услышал, как Редмонд хмыкнул: он предсказывал, что доктор обязательно придумает для них какую-нибудь историю. Маркс не сводил с доктора глаз и, склонившись над столом, придвинулся поближе.
— А носовой платок, доктор.
— Их было несколько — два или три в чемоданчике с инструментами.
— Вы сообщили полиции о краже?
— Я не сделал этого, и это меня тревожит. Физик был убит ножом, не так ли?
— Все было сделано со знанием дела.
Доктор посмотрел на свои руки.
— Я очень… встревожен, — повторил он.
Маркс бросил взгляд на Херринга: их самые дикие предположения, навеянные одной из фотографий Джанет Бредли, оправдались. Круг замкнулся.
— Почему вы не сообщили в полицию о такой серьезной пропаже, доктор?
Корралес провел языком по пересохшим губам.
— У меня нет лицензии на врачебную практику хирурга в США, лейтенант. Я боялся расследования в связи с этим.
— Когда у вас украли хирургические инструменты, доктор? — спросил Редмонд.
— Это было две или три недели назад.
— Вы заменили их новыми?
— Нет еще.
— Зачем же такие предосторожности с парковкой машины?
— Потому что в моей другой, патриотической деятельности… Вы не знаете, сэр, что такое быть патриотом-профессионалом. Я часто вынужден что-то хранить, чего нельзя носить с собой. Я буду откровенен, потому что ваши люди все равно узнают. Если бы вандалы, разбившие окно в машине в тот вечер, влезли в багажник, они обнаружили бы там целый арсенал.
Детективы какое-то время осмысливали эту неожиданную информацию. Тонкий ход, вспомнил Маркс. О том же подумал, видимо, и Редмонд, сказав:
— Не боитесь, что у вас в связи с подобным багажом будут неприятности, доктор?
Но не в связи с убийством, подумал Маркс. Кажется, построенная ими теория может рассыпаться. Придется вернуться к началу — на улицу, где Фицджеральд потребовал от них прежде всего найти банду, напавшую на Бредли, когда тот начал приходить в себя после удара по голове. Два разных преступления. Но как быть с показаниями мамы Фернандес: кто-то звал доктора. Однако Питера Бредли многие тоже называли доктором?
Впервые в допрос включился Херринг:
— Доктор Корралес, после понедельника вы покидали город?
Маркс увидел замешательство на лице доктора, в его взгляде что-то изменилось, но Корралес быстро взял себя в руки.
— А, понимаю, — воскликнул он. — Старый сторож Болардо. Я читаю газеты, офицер. На моей совести кое-что было, не имеющее однако никакого отношения к вашему расследованию, и я не хотел рисковать и оказаться в том неприятном положении, в каком оказался сейчас. С тех пор я решил не появляться в том квартале, однако понимал, что мое отсутствие привлечет внимание. Этим и объясняется мой телефонный звонок к Болардо и моя маленькая ложь.
— Однако пропажа ваших хирургических инструментов имеет отношение к нашему расследованию, доктор, — холодно сказал Редмонд, и будучи человеком, который в конце концов отказывается от всякой дипломатии, прямо спросил: — Вы случайно не проинструктировали вора, как пользоваться ими?
