картинки. Сделать это в уме никак не получалось. Между тем, нет никакой необходимости совмещать картинки в уме, когда в компьютере есть 3D-редактор. В глубине души я всегда считал, что умею им пользоваться. На практике это оказалось не так. Я позвал на помощь Гроссмана, который только что вернулся с экскурсии на «Гигантропос».
Либо он караулил мой звонок под дверью, либо переехал в соседнюю каюту — так или иначе, но ко мне он влетел спустя пять секунд после того, как я отключил связь.
— Где? Что? Покажите! — восклицал он, оттесняя меня от экрана.
— Любуйтесь, — я пожал плечами и уступил ему кресло. — За просмотр с вас пять сотен.
— Не дорого ли?
Я рассказал, как мне досталась запись, и в подтверждение суммы предъявил чек из банкомата.
— Внесете потом в счет, — бросил он, не глядя на чек: все его внимание было приковано к экрану.
С полчаса он гонял картинку туда и обратно.
— Вердикт? — спросил я.
— Не уверен.
— То есть в пользу обвиняемого. Вы должны бы радоваться.
— Пока не уверен — не буду.
Какую гримасу строит Гроссман, когда он чем-нибудь доволен, я уже видел, поэтому готов подтвердить, что после просмотра записи кибернетик не выглядел довольным.
— Мне тут пришло в голову, — сказал я, — нарисовать трехмерные модели всех участников событий и посадить их на голограмму «Трамплина». И пусть они двигаются, как живые. Осборн — до тех пор, пока не погиб.
— По записи можно восстановить лишь передвижения робота и — в определенное время — Чанга.
— Тогда ограничимся этими двоими. В конце концов, нас интересует робот, а не Осборн. Сколько времени уйдет на создание моделей?
— Если вы не настаиваете на внешнем сходстве, то к ужину мы управимся.
— Нас не потащат что-нибудь осматривать?
— Насильно — нет. Для них, чем меньше народу, тем целее аппаратура. Не возражаете, если я буду моделировать на своем планшете?
Я не возражал, но попросил разрешения при этом присутствовать, — например, чтобы в следующий раз обойтись без Гроссмана. Он согласился, и мы переместились к нему в каюту.
Спустя три часа похожий на пупса Чанг уже ковырял обшивку «Трамплина». Робот — его мы тоже взяли из каталога игрушек — полз вдоль ребра корпуса станции по направлению к Чангу. Инженер находился впереди и справа от робота, шлюз — впереди, внизу, слева. Натыкаясь на препятствие, робот обползал его и снова возвращался на ребро. Дойдя до злополучной антенны, торчавшей под углом 135 градусов к плоскости «крыши» и потому нависавшей над шлюзом, он начал сворачивать вправо и к 11:30 повернулся головой к Чангу, который в этот момент находился в восьми метрах от ребра.
— Он мог снять карабин задней конечностью, — заключил Гроссман, — когда находился головой к Чангу.
— Но как он мог видеть, что Сундин перенес карабин на кронштейн?
— Зачем ему это видеть? Вспомните, Сундин перенес карабин с разрешения Осборна. Они разговаривали, робот подслушал их разговор, и он услышал, как Сундин сообщил Осборну, что он — Сундин — закрепился на кронштейне. Где расположен кронштейн, робот запомнил. Точка крепления находилась сразу позади робота; одним движением он отстегнул карабин и, наверное, еще и подтолкнул Сундина, чтобы тот не успел схватиться за антенну. Сундин, вероятно, не почувствовал толчка — сквозь скафандр этого не почувствуешь, а внезапного ускорения он не заметил из-за общего волнения. Так что вы были с самого начала правы, в смерти Осборна виноват робот.
— Я этого не утверждал. Это была гипотеза. Смотрите, сколько мы сделали допущений. Во-первых, замена нейросимулятора у робота-монтера. Во-вторых, робот как-то узнал, что у Сундина слабое сердце. В-третьих, он подслушал переговоры между инструктором и учениками… Кстати, как это вообще возможно, ведь их канал связи не совпадал с каналом связи между роботом и Чангом?
Гроссман всплеснул руками.
— И вас, детектива, удивляет, что кто-то узнал больше, чем ему положено! На «Трамплине» существует единая информационная сеть. В нее поступает все, что только фиксируют приборы. Одни данные записываются и хранятся, другие доступны только «он-лайн». Некоторые данные доступны всем, но большая часть — в зависимости от того, кому они предназначены. Но сеть, тем не менее, едина, и любую защиту можно преодолеть. Как это делается, не мне вам рассказывать.
— Не робот, а злой гений… — пробормотал я, — Борисов услужил человечеству. У его могилы придется установить охрану, иначе, я представляю, какое паломничество туда начнется. И если ее не взорвут, то краски-то, как пить дать, не пожалеют.
Зря я вспомнил Борисова. Гроссман тут же поймал меня на слове:
— Вы считаете, роботов подготовил Борисов?
— Что вы называете «подготовкой»?
Он не ответил. Мне захотелось еще раз взглянуть на мир глазами гениального робота. Запись пошла с 11:28. Человек с большой буквы заставил Робота искать повреждения от метеоритов. Честное слово, я бы обиделся! Но я бы послал в космос Чанга, а не ни в чем ни повинного Сундина. Вероятно, у Чанга было все в порядке с сердцем, а робот, как хищник, выбирал себе слабую жертву.
11:36: Чанг отрывает глаза от обшивки и разевает от удивления рот, и это означает, что Сундин уже летит. Именно показания Чанга позволили сузить промежуток времени, когда отцепился карабин, до трех минут — с 11:32 до 11:35. Чанг провожает Сундина глазами и что-то бормочет…
Я остановил запись, уменьшил окно и рядом поместил окно со снятым нами мультфильмом.
— Сделайте, — попросил я Гроссмана, — этому пупсу лицо Чанга.
— Зачем? — удивился он.
— Хочу понять, куда он смотрит. Линия зрения всегда перпендикулярна зрачку?
Гроссман позволил себе поиронизировать:
— Если он не косит, и если поблизости нет массивных тел, то всегда. Но, коль вам угодно, я внесу релятивистские поправки.
— Вы и без поправок три часа провозитесь…
— Полтора, — заверил он и приступил к делу.
И он действительно уложился.
Красная линия наподобие лазерного луча прочертила восьмиметровый след по обшивке, зацепила антенну и пошла вверх — в пространство. Если быть точным, изумление на лице Чанга появилось в 11:36:19. В эту секунду его линия зрения описывала сложный конус над основанием антенны — над тем самым местом, где стойка соединяется с кронштейном.
— Вот те раз, — сказал я, — вы уверены, что не ошиблись? Может, стоит внести те поправки…
— Все точно, — выдавил Гроссман, лицо которого никак не могло решить багроветь ему или бледнеть — проще говоря, оно пошло пятнами.
— Почему вы занервничали? В одиннадцать тридцать шесть робот уже почти
