— Подождите. — Чандлер заново просматривал заметки об убийствах. — Здесь сказано, что на Фаоне убийца найден. Рашель Мосс, жена убитого. Есть и мотив, и улики…
— А вы хотели бы вместо «Мосс» увидеть «Краб»? Так, к вашему сведению, зовут фаонского робота. Как говорится, полиция не сидит сложа руки. Подвернулась жена, взяли жену. Подвернулись бы вы, поверьте мне на слово, взяли бы и вас.
Это он, конечно, погорячился. Людей такого ранга, как Гарри Чандлер, нелегко обвинить в убийстве из-за каких-то пятисот тысяч, тут нужен мотив поувесистей.
— Хорошо. Что во-вторых?
Другича начинало бесить спокойствие президента.
— Во-вторых, вы должны отдавать себе отчет в том, что факты, являющиеся доказательством для вас, лица, прямо скажем, заинтересованного, уж тем более будут доказательством для полиции. А уж вашим конкурентам только дай повод! Поэтому решайте, собираетесь ли вы провести собственное расследование или оставляете все полиции.
— Предположим, что мы действительно начнем расследование. Вам-то что с того? Каковы ваши требования?
Другич отчеканил фразу, приготовленную одновременно с визитной карточкой детектива:
— Расследование вы поручите нам и только нам.
— Кому это вам? — спросил Чандлер напряженно, поскольку ему с трудом верилось, что его не собираются шантажировать. Он заглянул в визитную карточку. — Ваше агентство находится в Браске?
— Я там живу. Детективы, которые буду работать вместе со мной, имеют штаб-квартиру на Фаоне.
Штаб-квартира. Хорошее слово, надо запомнить. «Где Шеф?». «В штаб- квартире». Яна — штаб-квартирьер, я — штаб-квартирант, Ларсон… Потом придумаю.
— К руководству фаонского «Роботроникса» вы обращались? — поинтересовался Чандлер.
— Нет. Мы посчитали разумным обратиться непосредственно к главе холдинга.
— Чтобы выставить более крупный счет?
— В том числе. — Признание, рассчитанное на то, чтобы показать, что мы с ним из одного теста.
— И каков он будет?
— Достаточно крупный, дабы вы не подумали, что мы преследуем какие-то иные, скрытые, цели.
Чандлер сделал вид, что эта весьма расплывчатая формулировка мгновенно преобразилась в его мозгу во вполне определенное число — определенное с точностью до цента.
— По этому поводу я не питаю никаких иллюзий. Вы, наверное, уже присмотрели себе какую-нибудь очередную яхту?
Эта осведомленность ничуть не удивила Другича. Ведь он назвался своим настоящим именем, а найти локус с рекламой его эллинга ничего не стоит — на то она и реклама, чтобы ее легко находить. Пока они разговаривали, охрана поискала «Стевана Другича» на накопителях и передала полученные сведения на стол президенту (поверхность стола служила одновременно экраном).
— Думаю, вы подарите мне свою, — с теплотой в голосе ответил Другич.
— Сколько человек знают об этом деле? — поморщившись, сменил тему президент.
— Пятеро, включая меня и исключая вас.
— Вы планируете увеличить число участников?
— Только если вы захотите привлечь своих людей. Среди нас нет специалистов по робототехнике. Обращение к независимым экспертам, на наш взгляд, чревато утечкой информации. Привлечение инженеров из «Роботроникс-Фаон» имело бы смысл, если бы мы обратились не к вам, а к их президенту. Он назначен по вашей рекомендации, поэтому вам не составит труда убедить его оказать нам содействие.
— Вы рассуждаете разумно, — кивнул Чандлер, — я подумаю над кандидатурой эксперта. Если сочту нужным, я проинформирую руководство фаонского «Роботроникса». В настоящий момент я не вижу в этом необходимости. Признайтесь честно, для чего вы сказали, что последуют новые убийства? Чтобы напугать меня?
— А я вас напугал?
— Вы не ответили…
— Считайте, что это интуиция.
— Но на чем-то же она основана?
— Как всякая интуиция — на опыте.
По мнению Другича, тройной уход от ответа уже должен был указать Чандлеру на то, что правды он не услышит и что, продолжая настаивать, он лишь выставляет себя дураком. Президент, как опытный дипломат, догадался об этом с первого раза, то есть после первого «ухода», но виду не подал, поскольку, опять-таки, был очень опытным дипломатом.
— Это не ответ, — заметил он, — не хотите же вы сказать, что вам уже доводилось сталкиваться с роботами-убийцами.
— Нет, но перед моими глазами прошло достаточно людей-убийц.
С президента тоже было достаточно.
— Ладно, оставим это. — Он посмотрел на настольные часы, имитировавшие солнечные. — К сожалению, в ближайшие несколько часов я буду действительно занят. В любом случае, бар на одиннадцатом этаже к вашим услугам. За счет компании, разумеется. К шести я обещаю освободиться. Вас это устраивает или перенесем встречу назавтра?
— Полностью устраивает. Охрана меня пропустит?
— Я так понял, что у вас уже есть пропуск…
— Он был одноразовым.
— О’кей, я дам соответствующие распоряжения.
— Прикажите оставить постоянный, — посоветовал Другич во время прощального рукопожатия.
С президентского этажа он спустился на одиннадцатый, взял в баре бутылку «Шато-Петрус» пятнадцатилетней выдержки (двадцатилетней, как он просил, там не оказалось, или Чандлер запретил ее выдавать) и вернулся в отель. Через час он отправил Шефу отчет о первой встрече с Гарри Чандлером. В конце он приписал, что если от него не поступит сообщения, отмеченного девятью часами калифорнийского времени, то, следовательно, он разделил судьбу тех многих шантажистов, кому клиент оказался не по зубам. Душеприказчиком он назначил Шефа, ангелом-мстителем — меня. Не знаю, как Шефу, но мне это польстило. Опять-таки, я давно не был в Калифорнии.
Закончив с отчетом, Другич отправился побродить по магазинам. Два комика следовали за ним по пятам. Другич не стал от них отрываться.
Президент находился в кабинете не один. Рядом с ним, за большим столом для переговоров, сидел совершенно лысый господин сорока с чем-то лет, с огромным лбом, узким, едва заметным, подбородком и внимательными серыми глазами. На его лице был написан IQ за двести. «Эксперт», — догадался Другич.
(Однажды Шефу вздумалось проверить индекс интеллекта своих сотрудников. Увидев, сколько набрали Яна с Ларсоном, я решил не позориться и удрал в отдел спецтехники тестировать новый бронежилет. «Зачту, если протестируешь заодно и каску», — крикнул Шеф мне вдогонку.)
Чандлер их представил. Эксперта звали Тим Гроссман, президент ему
