месяцев до смерти, выяснилось, что оно выработало свой ресурс раньше времени. Борисову требовалась пересадка нового сердца. Рутинная по нынешним временам операция была в случае Борисова крайне рискованной, вероятность успеха не оценивалась выше пятидесяти процентов. Борисов откладывал операцию до тех пор, пока искусственное сердце не остановилось. Это случилось, когда он работал в своем домашнем кабинете. Его вовремя нашли, перевезли в госпиталь и сразу же прооперировали. В первые часы после операции всем казалось, что монетка легла той стороной, на которою ставил Борисов. К нему допустили Изиду, и несколько минут они разговаривали наедине. Внезапно, во время беседы, он потерял сознание. Его снова положили на операционный стол. Через два часа он умер. Разрыв аорты, изношенной вековым стажем.
К чему все эти подробности? Налицо классический треугольник: старый муж, относительно молодая жена и богатое наследство. Нельзя было не проверить, не помогла ли Изида ему умереть. Кстати, Яна ставила на невиновность и выиграла: у меня — десятку, у Ларсона — двадцать, сколько у Шефа — не знаю.
В-третьих (если кто-то до сих пор интересуется счетом), чета Петерсонов, владельцев Краба. Они добиваются, чтобы полиция вернула им робота. Под тем предлогом, что мы способны им посодействовать, я встретился с Петерсонами у них дома, прозванного остроумной Яной «Краб-хаусом». Дородная госпожа Петерсон оттеснила мужа на задний план, оставив передний для себя, меня и беспородного кобеля по кличке Фаг, который подавал голос всякий раз, когда произносилось имя робота.
— Краб (гав!) всегда был послушным роботом, — говорила Петерсон со слезой в голосе. — Что они там с ним сделают!
— Тюрьма его испортит, — поддакнул я. — Как же вы не уследили?
— Вы считаете, его конфискуют? — поняла она по-своему.
— Мы этого не допустим. Скажите, а с вашими друзьями он ладил?
— Конечно. Они даже завидовали нам: говорили, какой трудолюбивый и понятливый у вас робот, вот бы нашему у него поучиться. Но я всегда была против того, чтобы роботы общались между собой.
— Опасались дурного влияния?
— Ирония, молодой человек, здесь неуместна. У Гладстонов… помнишь Гладстонов? — обратилась она к мужу, но не успел он кивнуть, как она снова повернулась ко мне: — Когда они приобрели второго робота, у первого началась депрессия, он стал каким-то рассеянным и зачастую не понимал, чего от него хотят. Механик сказал, что это… — она нахмурилась, припоминая диагноз, — … волновой резонанс, какой-то. Мол, второй робот наводит на первого какие-то магнитные колебания, и колебания вызывают помехи. Короче говоря, они сдали второго робота обратно в магазин. Там долго отказывались его принимать, Гладстоны даже хотели подавать в суд, писали жалобы в общество по защите прав потребителей, но, в конце концов, все кончилось компромиссом: в том же магазине они поменяли робота на два телевизора, холодильник и компьютер, которые потом продали по объявлению. Потеряли, конечно, в деньгах, но подержанного робота ни за что не продашь, это вам не флаер! Я бы, например, никогда бы не купила чужого робота, кто его знает, чему его научили предыдущие хозяева. Вот у Картеров…
— Хорошо-хорошо, — я готов был дослушать историю Картеров в другой раз, — я понял, что Краб, когда вы его купили, был абсолютно новым.
— Ну, разумеется, новым! — она недовольно передернула плечами. — Это- то меня и возмутило!
— Что возмутило? — растерялся я.
— Что он вдруг испортился.
— Все роботы рано или поздно портятся — либо выявляется заводская недоработка, либо из-за неправильного обращения. А когда вы его приобрели?
— В мае месяце. Впрочем, — она снова погрустнела, — теперь-то я понимаю, что была к нему чересчур требовательна. Нельзя было сдавать его в мастерскую из-за таких пустяков. Теперь я могу лишиться его навсегда.
Промокнув слезу, госпожа Петерсон спросила:
— Вы верите, что его вернут?
— Безусловно, вернут. Не он же, в конце концов, убил этого Мосса…
Реакция была нулевой. Я продолжил:
— Полиция выясняет, как образовался провал в видеопамяти, почему робот не запомнил то, что должен был запомнить.
— И слава богу, что не запомнил! Роботам нельзя смотреть на насилие. Когда муж смотрит какой-нибудь боевик, я всегда отсылаю Краба в другую комнату. Как он будет относиться к нам с уважением, если увидит, что люди вытворяют друг с другом? Я бы вообще запретила показывать боевики по телевидению.
У них нет детей, — допер, наконец, я.
— А раньше у него никогда не было провалов в памяти? Вы не из-за них решили отдать его в ремонт?
— Нет, никогда.
— Что же произошло?
— Ой, — махнула она в сердцах, — да такая ерунда, что уже и не помню толком…
Господин Петерсон кротко напомнил:
— Ты велела ему заполнить налоговую декларацию.
— Чтоб я без тебя делала! — язвительно воскликнула она. — Кто сказал, что он это умеет? Не ты ли?
Муж стушевался. Я отвлек ее на себя:
— За кого он заполнял декларацию?
— Как за кого? За нас, конечно! Не за себя же. Мой муж — бухгалтер. Как-то раз ему вздумалось обучить Краба своим бухгалтерским премудростям. До Нового года нам нужно было заплатить налог на имущество, а я вспомнила об этом только перед самым отъездом в отпуск. Было столько дел! Муж сдавал годовой отчет, я собирала вещи в дорогу. Вот я и решила, что раз Краба научили платить налоги, пусть он и заполнит декларацию, а мы потом проверим итог. Конечно, он ничего не заполнил. Когда я вернулась домой от косметолога, Краб пребывал в полнейшем ступоре. Я его окликаю, он не отвечает. Вечером нам вылетать, а с ним вот какая беда. Нельзя же было оставлять его одного! Ну, мы и решили на время отпуска пристроить его в мастерскую. Там и уход, и профилактика, и круглый день под присмотром. Ах, как я теперь об этом жалею!
— Я был против, — вставил супруг.
— Задним умом все хороши, — припечатала его госпожа Петерсон, мягко говоря, вне контекста. — Скажи лучше, отчего он впал в ступор? Объясни человеку, а то он подумает, что это я во всем виновата.
— Краб не знал, будем ли мы использовать налоговые льготы.
— А почему он этого не знал? — наступала госпожа Петерсон.
— Потому что мы с тобой это не обсуждали. Прежде чем давать Крабу соответствующее указание, я хотел посоветоваться с тобой.
— Разве не логично было бы воспользоваться льготой? — спросил я. — Зачем это обсуждать?
— Одно название, «льгота»! Уменьшаешь один налог, зато тут же увеличиваешь другой. Может оказаться, что, воспользовавшись льготой, вы заплатите больше денег, чем без нее.
— Почему Краб не спросил у вас, как ему поступить?
Петерсон взглянул на супругу, — мол, вопрос не к нему. Госпожа Петерсон созналась:
