Смерть - дорогое удовольствие

– Это сведения о выпадении радиоактивных осадков, с момента начала работ в Нью-Мексико вплоть до последних испытаний, а также отчеты из госпиталя в Хиросиме, где лечатся жертвы атомной бомбардировки, и различные данные о воздействии радиоактивных осадков на клетки мозга и на растения. Для меня это слишком сложно, но вы можете прочитать, если ваши мозги в состоянии все это переварить.

– Что мы получим взамен?

– Ничего.

– Мне нужно знать, насколько сложно распознать фальшивку. Распознает ли ее эксперт, подержав бумаги в руках пару минут? Или целый комитет месяца за три? Если я устанавливаю такую бомбу, я должен знать, какова длина фитиля.

– Нет никаких оснований сомневаться в истинности данной информации. – Как бы в подтверждение своей мысли он щелкнул замком портфеля.

– Ну, хорошо, – сказал я. – А кому Дэтт передаст информацию?

– Это уж не мое дело, старина. Вы же знаете, я только посыльный: я отдаю портфель вам, вы отдаете его Дэтту, стараясь, чтобы Дэтт не узнал, откуда он взялся, этот портфель. Если хотите, можете намекнуть, что работаете на ЦРУ. Вы здесь человек новый, за вами ничего не числится, так что все должно сойти гладко.

Он побарабанил пальцами, давая понять, что ему пора уходить.

– Так что же я должен сделать с вашей кучей бумаг – оставить их ему на тарелке за обедом? – Не волнуйтесь, об этом позаботятся. Дэтт будет знать, что у вас есть документы, он с вами свяжется и спросит о них. Ваше дело просто дать ему возможность их получить… но вам следует сделать это с явной неохотой.

– Планировалось ли полгода назад, что именно мне придется выполнить эту работу?

Связной пожал плечами и положил кожаный портфель на стол.

– Это действительно важно? – спросил я.

Он, не отвечая, прошел к двери и неожиданно открыл ее, всем своим видом выражая разочарование, что за нею никого не оказалось.

– Чертовски хороший кофе, – сказал он.

– Ну он всегда такой.

Я услышал доносившиеся снизу звуки поп-музыки, передаваемой по радио. Потом музыка сменилась звоном и фанфарами рекламы шампуня.

– За ваше любимое радио, Джанни, – сказал диктор.

Был прекрасный день для работы на пиратских радиостанциях, находящихся на кораблях: солнечно и тепло, а три мили спокойного голубого моря, отделяющие их от берега, давали право на необлагаемые пошлиной сигареты и виски. Вот и еще одно занятие, достойное пополнить список работ, лучших, чем моя. Внизу за курьером захлопнулась дверь. Я вымыл кофейные чашки, дал Джою свежей воды и косточку для клюва, взял документы и отправился вниз выпить.

Глава 2

«Маленький легионер» («cuisine faite parle patron»[2]) представлял собой отделанный пластиком амбар с зеркалами, бутылками и стандартными столиками. Обычно его посетителями во время обеда были местные бизнесмены, клерки из ближайшего отеля, две немецкие девушки, работающие в бюро переводов, парочка музыкантов, обычно спавших допоздна, двое художников и человек по имени Дэтт, которому я должен был предложить свои приобретения в области радиоактивных осадков. Еда была хорошей. Ее готовил мой хозяин, известный всей округе как la voix[3] – существовавший отдельно от тела голос, рев которого был слышен даже в шахте лифта без всякого громкоговорителя.

Как рассказывали, la voix некогда владел на бульваре Мишель собственным рестораном, который был местом встреч для членов Национального фронта, [4] и едва не получил сертификат, подписанный генералом Эйзенхауэром, но когда его политическое прошлое стало известно американцам, то ресторан быстренько закрыли, а его самого в течение года искала военная полиция.

La voix не любил, когда ему в качестве основного блюда заказывали steck bien cuit, charcuterie[5] или когда просили полпорции чего-нибудь. Постоянные посетители получали большие порции. Кроме того, постоянные посетители получали полотняные салфетки, но предполагалось, что ими следует пользоваться в течение недели.

Время обеда закончилось. Из глубины кафе раздавались голоса: визгливый – хозяйки и тихий – мсье Дэтта, говорившего:

– Должно быть, вы ошибаетесь. Если вы заплатите десять тысяч сто франков на авеню Генри Мартина, то никогда не получите их обратно.

– Все-таки я использую свой шанс, – загорячилась хозяйка. – Выпейте еще коньяку.

Мсье Дэтт заговорил снова. У него был низкий вкрадчивый голос, он тщательно взвешивал каждое слово.

– Успокойтесь, мой друг. Не ищите неожиданной прибыли, которая повредит вашей репутации у соседей. Довольствуйтесь меньшими суммами, но неизменно двигайтесь навстречу успеху.

Я перестал подслушивать и прошел мимо бара за свой столик, стоящий на открытом воздухе. Легкая дымка, предваряющая в Париже каждый жаркий день, рассеялась. Теперь стоял невыносимый зной. На небе, приобретшем цвет хорошо выстиранной bleu de travail,[6] застыли едва заметные штрихи перистых облаков. От жары весь город, казалось, прокалился, и красиво расположенные зеленщиком на деревянных лотках груды фруктов и овощей добавляли свой аромат к запахам летнего дня. Официант со сморщенными руками тайком потягивал холодное пиво, старик под навесом грел свои старые кости, собаки весело махали хвостами, а юные девушки, оставив на лицах только самые легкие следы макияжа, переоделись в свободные хлопчатобумажные платья и скрепляли волосы эластичными лентами.

Молодой человек аккуратно прислонил свой мотоцикл к стене общественных бань, расположенных напротив, через дорогу, достал из багажника аэрозольный баллончик с красной краской и, встряхнув его, под тихий свист выходящего воздуха написал на стене: «Lisez l'Humanite nouvelle».[7] Потом, оглянувшись через плечо, добавил серп и молот, после чего вернулся к мотоциклу и сел верхом, любуясь своей работой. Густая красная капля побежала вниз от заглавной буквы Я. Молодой человек подскочил к стене и, вытерев лишнюю краску тряпкой, огляделся, но так как никто на него не закричал, то, прежде чем завернуть баллончик в тряпку и убрать, он добавил акцент над е. Затем нажал на стартер, и мотоцикл, изрыгнув облачко легкого голубого дыма, с неожиданным ревом двухцилиндрового мотора двинулся в сторону бульвара.

Я сел и махнул старому Жану, заказывая свой обычный «Сузе».

Стол блестел, освещаемый светильниками в стиле поп-арт, которые позвякивали и жужжали, когда металлические сферы идеально правильной формы касались друг друга, вращаясь. Зеркала, отражающие интерьер, зрительно расширяли пространство кафе, а отраженный солнечный свет, проникая с улицы в глубину, оживлял темное помещение.

Я открыл портфель с документами, курил, читал, пил и наблюдал за жизнью квартала. К моменту наступления часа пик, когда движение транспорта усилилось, я прочел девяносто три страницы и почти понял написанное. Поднявшись к себе, я спрятал документы в комнате. Пора было навестить Бирда.

Я жил в семнадцатом округе. Волна модернизации, которая пронеслась по авеню Нуийи и изрядно расширила Париж к западу, не затронула грязный квартал Терн. Я дошел пешком до авеню Великой армии. Был чудесный парижский вечер, в воздухе чувствовался легкий запах чеснока и сигарет «Галуаз». Площадь