— Я просто хотел удостовериться. Ты где?
— Дома, — быстро отозвался Майкл. — Где же еще? А ты где?
Буш перевел взгляд на собак Майкла. Те усердно чесали задними лапами за ушами.
— Тоже дома. Увидимся вечером.
Закончив разговор, Буш встал и пересек подъездную дорожку. Когда он уже отворял дверь «корвета», ему вздумалось оглянуться. Окинув взглядом дом Майкла, он покачал головой, приласкал напоследок собак, сел в машину и уехал.
Стоя в одиночестве на кладбище Бэнксвилл, Майкл не противился нахлынувшей скорби и опять, как и много раз прежде, ощущал пустоту, которую оставила у него в сердце утрата. Могила Мэри. На камне выбито: «Бог подарил ее Майклу, Майкл подарил ее Богу». Прошел уже год, а мука и боль утраты не уменьшились. Каким-то внутренним чувством он знал, без тени сомнения, что там, где она сейчас, ей хорошо. Но даже это не помогало заполнить пустоту в сердце.
Уходящие за горизонт ряды надгробий походили на волны в море, которое закатное солнце окрасило золотом. Майкл поднял голову и осмотрелся; в этот душный июльский вечер он был здесь единственным, кто находился на земле, а не под ней. Налево — могилы его матери и отца. Все люди, когда-то бывшие ему близкими, а ныне ушедшие, окружали его теперь здесь, причиняя невыразимую боль своим отсутствием. Гибель Женевьевы усилила, умножила одиночество Майкла, так что он еще острее ощутил бессмысленность жизни. Ее смерть опять напомнила ему о собственной смертности, и, самое тяжелое, она напомнила ему о похоронах Мэри.
В кармане брюк завибрировал мобильный телефон. Майкл достал его, не глядя, отключил и сунул в боковой карман синей спортивной куртки. Он уже давно ее не надевал — в последний раз куртка была на нем еще до смерти Мэри. Он ничего не мог с этим поделать. Это была ее любимая куртка — от Ральфа Лорена, — но с момента ее кончины каждый предмет, всякая вещь у него в доме, во всей его жизни, казалось, обрела новое, особое значение. Стакан, из которого она сделала свой последний глоток воды, последний свитер, который носила, ручка, которой больше всего любила писать. У всего этого теперь был особый смысл, новый, которого не было раньше. Одни вещи вызывали улыбку, другие — слезы. Он так и не стер ее сообщения из памяти мобильного телефона, прослушивал их почти ежедневно, лишь бы услышать опять голос жены, ощутить ее чувства.
Она любила носить его рубашки, куртки и часто, поносив, оставляла в кармане какую-нибудь мелочь, напоминание о любви: билеты на бейсбольный матч, бумажку из печенья с предсказанием удачи или, чаще всего, любовную записку.
Так что когда Майкл нашел в себе внутренние силы вновь надеть эту куртку от Ральфа Лорена, у него комок подступил к горлу: он сразу понял, что находится в нагрудном кармане.
В этот вечер он не планировал идти на кладбище, но пришел из-за письма. Решение было принято спонтанно, почти бессознательно: он просто сел на велосипед и принялся крутить педали.
Держа куртку у самого лица, он осторожно отогнул клапан кармана. В момент, когда он вынимал письмо, на него пахнуло ее ароматом, налетели видения счастливых времен; захваченный потоком чувств, он закрыл глаза и вдыхал ее аромат, жаждал, чтобы она вернулась.
Он развернул записку. Почерк у Мэри был элегантный и изысканный благодаря образованию в католической школе. В некоторых местах буквы смазались, словно от слез. Он замер.
«Дорогой Майкл!
Это самое трудное письмо в моей жизни. Но я знаю, что моя боль бледнеет по сравнению с тем, что чувствуешь сейчас ты, когда читаешь мои последние слова. Пожалуйста, знай, что моя любовь к тебе вечна; что короткая жизнь, которую мы прожили вместе, стоит для меня целого столетия страсти; что радость, которую ты мне подарил, больше всего, о чем я когда-либо могла мечтать.
Мое сердце обливается кровью при мысли, что я оставляю тебя в этом мире совсем одного — без детей, которых ты мог бы назвать своими, без семьи, чтобы утешить тебя в твоем горе. Никто не знает тебя лучше, чем я, Майкл, и я уверена, что ты попытаешься похоронить свою боль, свою муку у себя в душе. Но я молю тебя — не делай этого, Майкл, чтобы боль тебя не съела, чтобы твое доброе сердце не ожесточилось.
Наверное, ты много месяцев не надевал эту куртку, скорее всего, ты не носил ничего, кроме черного кожаного жакета, истертого и грязного. Мне приятно знать, что ты в конце концов надел что-то приличное».
От ее проницательности Майклу стало тепло на душе, и он улыбнулся.
«Не хочу тебе надоедать, но… Постарайся хотя бы раз в месяц как следует обедать, не забывай носить белье в прачечную и, самое главное, пожалуйста, не забывай почаще бриться, чтобы было видно, какое у тебя красивое лицо».
Майкл провел ладонью по всклокоченной бороде и опять улыбнулся.
«У тебя в душе такой запас любви и заботы, что, рискуя рассердить тебя, я все же призываю тебя попытаться опять найти любовь. Это неправильно, чтобы такой человек, как ты, пропадал в одиночестве и чтобы твои бесконечные богатства никому не достались. Я не буду больше об этом распространяться, не хочу тебя расстраивать. Когда придет время, ты сам это почувствуешь, и я тебя уверяю, что это время однажды придет.
Что подводит меня к самой главной теме, к тому, ради чего я в последний раз взялась за перо. Я хочу попросить тебя в кои-то веки сделать что-то для себя самого. Мы много раз об этом говорили, но всегда возникали какие-то преграды.
Они где-то здесь, Майкл, где-то в мире. И ты, с твоими умениями, с твоим талантом, обязательно их найдешь.
Я надеялась, что сама сумею их разыскать. Втайне от тебя приступила к поиску: обратилась в приют, из которого тебя взяли Сент-Пьеры, просматривала записи о рождении, другие документы, связывалась с людьми, которые работали в приюте в то время, когда тебя туда приняли. Но куда бы я ни писала, к кому бы ни обращалась, все заходило в тупик. Единственное, чем я могу тебе помочь, это дать тебе адрес адвоката: он на добровольных началах делает разную работу для церкви Святой Екатерины. Его имя мне назвала одна женщина, с которой я познакомилась, когда просматривала записи о рождении в больницах Бостона.
Но я знаю тебя, Майкл, знаю твою склонность думать о себе в последнюю очередь; именно поэтому я прошу, чтобы ты сделал это не для себя, а ради меня. Я хочу, чтобы ты нашел своих настоящих родителей. Это моя последняя просьба. Я прошу тебя сделать это, потому что только тогда обрету покой, когда буду знать, что ты не один в этом мире. Семья делает нас целостными, она одна способна заполнить пустоту, образовавшуюся в сердце, и вновь подарить надежду, которая кажется навсегда утраченной.
Я люблю тебя, Майкл. Я всегда буду тебя любить, всегда буду с тобой, навеки останусь в твоем сердце.
Твоя жена, твоя любовница, твой лучший друг
Внизу карандашом был приписан адрес: «22, Франклин-стрит, Бостон».
Майкл еще раз посмотрел на слова, написанные ее рукой, сложил письмо, поместил его в конверт и сунул обратно в карман куртки.
Глава 3
Было начало июня, и город уже пять дней как вступил в первую волну жара этого лета. Неудачнее