время он не переставал размышлять о том, что же, в сущности, им движет. Действует ли он в память о жене, исполняя ее предсмертное желание, или и в самом деле хочет спасти отца, человека, с которым действительно только что познакомился и о котором ему известно лишь то, что он смог почерпнуть из рассказов Сьюзен? Между ним и его отцом не существует тесной связи, близких отношений, возникающих при многолетнем общении, которые единственные могли бы оправдать такой пыл с его стороны. Но однажды Мэри, как она это часто делала, когда еще была жива, пробудила в нем эту мысль. В своем письме она написала:
«Семья делает нас целостными, она одна способна заполнить пустоту, образовавшуюся в сердце, и вновь подарить надежду, которая кажется навсегда утраченной».
Вспомнив это, Майкл понял, что его истинной целью было не только спасение отца, но и обретение надежды, той надежды, которая, казалось, со смертью жены навсегда его покинула. Он боялся, что если потеряет отца — еще прежде, чем успеет его как следует узнать, — то одновременно навеки утратит и шанс обрести надежду.
— Не таково было желание Женевьевы, — проронил Симон.
— Тогда зачем было отдавать мне картину и карту? — парировал Майкл. — Она знает меня, ей известно и мое прошлое. Послушай-ка, да из-за этого вся каша и заварилась: ведь это я по ее желанию тогда, в Женеве, похитил у Джулиана картину. Если бы она не втягивала меня в свои дела, с отцом ничего бы не случилось и у нас не было бы повода вести сейчас этот разговор.
— Так ты, значит, из-за этого от нее отвернулся?
— Я этого не утверждал. Мы едва не погибли, спасая, — возразил Майкл. — Есть серьезная причина, почему Женевьева оставила карту мне. Потому что она мне доверяет. И хочет, чтобы шкатулка была уничтожена, — словно оправдываясь, добавил он.
— Верно, так она и сказала, — вставил Буш, подтверждая свои слова кивком и надеясь, что поспособствует более мирному завершению беседы.
— Нелегко, должно быть, уничтожить то, чего не имеешь? — усмехнулся Симон.
— Все, довольно. — Буш поднялся. — Как ты узнал, что мы здесь?
— Про Либерию мне известно все. Женевьева, прежде чем я помог ей исчезнуть, открыла мне свою тайну.
— Значит, когда я оплакивал ее у могилы, ты знал, что она жива? — взорвался Майкл.
— Это был единственный способ сделать так, чтобы она действительно исчезла; так захотела она сама, Майкл. И когда она вновь появилась, пришла к тебе, я знал, что только одно могло побудить ее сделать это. — Симон помолчал, его глаза потемнели. — Мы должны добыть шкатулку.
— Ты помогаешь мне спасти моего отца и Сьюзен, а я помогаю тебе добыть шкатулку и уничтожить ее.
Симон ответил долгим взглядом.
— И еще мы спасаем Женевьеву.
— И Женевьеву, — кивнул Майкл.
Внезапно на него навалилась усталость.
— Ну а ты? Ты тоже намерен с нами таскаться? — Симон знал, на какие кнопки нажимать, когда разговариваешь с Бушем.
— Таскаться? Да вы оба уже давно испустили бы дух, изрешеченные пулями, если бы не я. «Таскаться», — возмущенно повторил Буш, вставая и ударяясь головой о потолок.
— А я думаю, — Симон уселся в кресло, — что ты и поныне донимал бы Ватикан своими звонками, не разыщи я тебя.
Буш прикрыл глаза, напрягая волю, чтобы не взорваться.
Перебросив сумку через плечо, Майкл подхватил с пола сумку Симона и направился в хвост салона.
— Ладно, ребята, вы тут погрызитесь, а мне пока надо принять душ, а то голова не работает.
Из пилотской кабины показался Мартин и закрыл за собой дверь.
— Вы знаете, куда летите, сэр?
— На Корсику, Мартин, — отвечал Майкл. — Нам надо на Корсику.
Глава 51
Стефан лежал на полу в караульном помещении. Ботинок южанина сдавливал ему горло, и кровь у него холодела при виде оружейного дула. Никогда не мог бы он вообразить, что таким образом закончит свою жизнь. В одиночестве, не имея представления, в какой стране находится. Его тело так и не отыщут; участок на кладбище, рядом с могилами жены и Питера, останется пустым навеки. Стефан подумал о Майкле и о том, что могло бы быть, о сыне, которого считал навеки потерянным, и о надежде на новое начало, которой не суждено осуществиться. Он впал в такое отчаяние, что это подстегнуло его мозг, заставило его лихорадочно работать, решая одну только задачу: уцелеть любой ценой. Руки у него свободны, но вооружиться нечем. Все, что есть, — карта и ручка в кармане.
— Ты ведь американец? — с трудом выталкивая слова из сжатого горла, с руками, пассивно лежащими вдоль тела, просипел Стефан. — По-моему, из Джорджии.
Тот, секунду-другую посмотрев на пленника, склонил голову набок.
— А ты американец?
— Да, из Бостона. — Говоря, Стефан все время смотрел охраннику в глаза.
Правой рукой он медленно вытягивал из кармана ручку.
Охранник смотрел на Стефана. Внутри черепной коробки южанина происходила какая-то деятельность. Может, проснулись воспоминания, а может, заговорило чувство американского братства.
— Из Бостона, говоришь? — Улыбка охранника на глазах трансформировалась в кривую ухмылку. — Чертовы янки. — Он передернул затвор.
Стефан сжимал в руке ручку. Не размышляя, он изо всех сил всадил ее охраннику в икру той ноги, которая передавливала ему трахею. Ручка прошла сквозь штанину, рассекла мышцу и вонзилась в кость. Охранник с воплем отдернул ногу. Стефан, не выпуская застрявшую в кости ручку, перекатился направо, увлекая за собой охранника, который рухнул наземь. Пистолет приглушенно выстрелил. Выкручивая солдату руку с оружием, Стефан заставил его выпустить пистолет. А после этого начал колотить охранника, вкладывая в удары всю свою силу: он бил по лицу, по горлу, по всему телу. В последний раз он так дрался в те времена, когда зарабатывал в боксерском клубе спарринг-партнером. Стефан умел драться, знал, как правильно бить, но, что самое важное, знал, куда бить, чтобы как можно эффективнее вывести противника из строя.
Охранник потерял сознание, но Стефан по инерции ударил еще трижды. Адреналин у него в крови бурлил, и он все не мог успокоиться. Со времен своих подростковых подвигов он забыл, что может быть кровожадным. Стефан пощупал у противника пульс: еще жив.
— И никогда не называй болельщика «Ред сокс» янки. — Схватив солдата под мышки, Стефан оттащил его в кладовку.
Там он снял с него пояс и кобуру и забрал себе, не забыв также рацию и патроны. Порывшись у охранника в карманах, позаимствовал удостоверение личности, ключи от машины, несколько измятых купюр и ответ на свои молитвы: сотовый телефон.
Стефан рассовал добычу по карманам, прикрыл солдата грудой форменных курток и закрыл дверь. Поискав глазами, подобрал револьвер и поспешно сунул в кобуру.
Внезапно над головой оглушительно зарокотало, потрясая до основания и здание, и нервы Стефана. Рокот нарастал, потом стал немного тише, а вскоре снаружи донесся громкий пронзительный звук. Стефан успокоился, когда понял, что это на полевом аэродроме неподалеку приземляется самолет.
Еще раз сверившись с картой, он уточнил свое местонахождение и покинул караульное помещение.