Путь сквозь лес

– Сюда, мистер Льюис – Она, улыбнувшись, показала налево и прошла вперед.

На английском она говорила очень хорошо, быстро и употребляя довольно трудные идиомы, хотя намек на иностранный акцент оставался, становясь особенно заметным в коротких гласных (ми-и-истер Льюис).

Вся квартира была безупречно чиста, паркетный пол так сверкал, что Льюис решил было спросить, не снять ли ему обувь, тем более что хозяйка, предложившая ему сесть на низкий диванчик в коричневую полоску, была в одних чулках.

Позднее, когда он пытался описать меблировку комнаты Морсу, он понял, что наибольшее впечатление на него произвела насыщенность гостиной всевозможными предметами: два кофейных столика из тяжелого темного дерева, громадное количество комнатных растений в горшках и горшочках, группы семейных портретов и фотографии, рассеянные по всем стенам, десятки подсвечников, громадный телевизор, масса подушек, вазы с цветами, несколько статуэток лошадей, два распятия и серия гравюр Карла Ларссона (как Льюис узнал впоследствии) над камином из красного кирпича. Но, несмотря на все эти вещи, комната казалась светлой и просторной, тонкие занавески были полностью раздвинуты на окне, выходящем на юг.

Разговор оказался непринужденным и интересным (для Льюиса). Он узнал кое-что о типичных домах шведского среднего класса, узнал, как и почему Эрикссоны перебрались из Упсалы в Бергсваген почти через год после того... после того, как Карин, ну, когда все это случилось. Пока Льюис кратко излагал ей заявление, которое она сделала год назад, Ирма Эрикссон внимательно за ним наблюдала (он это заметил), согласно кивая в отдельных местах, в других же – печально опуская взгляд на восточный коврик у себя под ногами. Да, все так и было. Нет, ничего добавить не могу. С того дня до этого никаких новостей о ее дочери не было. Сначала, призналась она, теплилась надежда, и она надеялась, и не могла заставить себя поверить, что Карин мертва. Но постепенно обстоятельства заставили ее прийти к такому выводу. Пожалуй, так даже лучше – принять неизбежную реальность: Карин убита. Она благодарна – а как же иначе? – за недавние усилия английской полиции, вновь открывшей дело – снова! – и, конечно, она следила за ним по вырезкам из английских газет, которые регулярно присылает ей приятельница из Англии.

– Можно, я приготовлю вам кофе? И чу-у-уточку шведского шнапса, ладно?

Когда она вышла на кухню, Льюис поверить не мог, что это он, сам, сказал 'да' на первое предложение и 'да' на второе. Сколько раз за свою полицейскую карьеру он молился, чтобы Морс оказался рядом и помог ему, но только не сейчас. Он встал и медленно обошел комнату, внимательно разглядывая фотографии, особенно долго задержался перед снимком трех молодых леди в шведских национальных костюмах, стоящих рука об руку. Он даже снял ее со стены, чтобы получше разглядеть.

– А, я вижу, вы уже нашли моих трех красавиц дочерей.

Она передвигалась бесшумно и незаметно оказалась рядом с ним, все еще в одних чулках, на пять- шесть дюймов ниже шестифутового сержанта. Он почувствовал сладкий запах летней свежести, исходивший от нее, и непривычный для него тик в жилочке правого виска.

– Катарина, Карин, Кристина, – она показывала на каждую по очереди. – Каждая выглядит лучше, чем их мамочка, разве нет?

Льюис не стал комментировать ее слова. Он по-прежнему держал в руке фотографию в рамке. Все трое были удивительно похожи друг на друга: каждая с длинными золотыми волосами, лица, четко очерченные, с высокими выступающими скулами.

– Вы говорите, это Карин – в центре? – Льюис снова стал всматриваться в лицо на фотографии, на ту дочь, которая казалась чуть серьезнее своих сестер.

Мать кивнула. Затем неожиданно взяла фотографию из рук Льюиса и повесила на место – без каких- либо объяснений своего довольно резкого жеста.

– Чем могу я еще помочь вам? – Она села, скрестив ноги, в кресло напротив, опрокинула в рот шнапс из маленького квадратного стаканчика и только затем прихлебнула горячий крепкий кофе.

И Льюис начал задавать ей вопросы, много вопросов. Вскоре перед ним возник очень четкий портрет дочери, о которой столь нежно говорила ее мать.

Карин выросла довольно умной девушкой, хотя подчас и несколько ленивой. В восемнадцать лет она окончила среднюю школу в Упсале с неплохими перспективами на будущее: привлекательная, очень хорошие успехи в плавании и в теннисе, несколько почетных знаков и дипломов от различных школьных обществ и групп дополнительной подготовки – наблюдение за птицами, ориентирование на местности, скалолазание, дзюдо, вышивание и любительское музицирование. Сразу после того как она окончила школу, муж Ирмы, Стеффан Эрикссон, встретил во время деловой поездки в Норвегию сексапильную брюнетку и был таков. Она выпрямилась в кресле и мягко улыбнулась Льюису:

– Еще шнапса?

– Почему бы и нет? – согласился Льюис.

Катарина (продолжила рассказ Ирма Эрикссон), самая старшая из дочерей (почему не просто 'старшая' теперь?), замужем и работает в Европейской комиссии в Страсбурге переводчицей, самая младшая (просто младшая) дочь Кристина – ей всего восемнадцать – последний год учится в школе, изучает социальные науки. Она живет дома, здесь в квартире, и если Льюис хочет с ней встретиться?.. Мистер Льюис остановился в Стокгольме?

Снова в правом виске появился противный тик, и Льюис перевел разговор на Карин.

Какова была Карин как личность? Мать предполагала, что ее можно было бы назвать 'независимой' – да, прежде всего независимой. Лето, за год до поездки в Англию, она провела в кибуце около Тель-Авива. Еще годом раньше присоединилась к группе энтузиастов – защитников окружающей среды, работающих в Арктике. Но она никогда не была (здесь Ирма Эрикссон впервые не смогла легко справиться с английским) 'легкой' девушкой. Нет! Это не то слово! Она никогда не была девушкой, которая легко согласится лечь в постель, вы понимаете?..

– Была она... как вы думаете, она была девственницей, миссис Эрикссон?

– 'Ирма', пожалуйста!

– Насколько вы знаете... Ирма?

– Я не уверена. Помимо неприятности в Израиле... Но если она и была близка с кем-либо, то это было с человеком, который ей нравился. Вы понимаете, что я хочу сказать?

– Она занималась наблюдениями за птицами, вы так сказали? – Льюис терял нить разговора (или нет?).

– О да! Никогда она не шла на прогулку или на каникулы без бинокля (снова языковая неправильность).

Осталась только одна вещь, которую просил подтвердить Морс: как получают такие молодые леди, как Карин, паспорт и разрешение на работу?

С этим проблем не бывает. Впервые Льюису показалось, что он видит подлинное горе в печальных глазах, когда она объяснила, что Швеция не входит в Европейский союз, что всем шведским подданным надо запрашивать разрешение на работу в Великобритании, если они собираются остаться там на какое- нибудь время. Даже для временной полуофициальной работы благоразумнее оформить его. Но Карин не запрашивала разрешения на работу, она собиралась пробыть в Англии только три недели, а для этого ей вполне достаточно было шведского паспорта, выписанного на десять лет.

Льюис внезапно заметил, что если женщина и флиртовала с ним до этого момента, то сейчас ситуация изменилась.

– Паспорт Карин у вас? – спокойно продолжала она.

Льюис кивнул, но слегка нахмурился, что заставило ее дать быстрое объяснение:

– Понимаете, я полагаю, мы надеялись, что она могла бы – если бы была еще жива – она могла сделать запрос на новый паспорт – если она потеряла его. Вы понимаете?..

Льюис снова кивнул.

– А она не подавала заявления, не так ли, мистер Льюис? Так! – Она резко встала и сунула ноги в черные туфли на низком каблуке. – Так!

– Боюсь, я не могу сообщить вам ничего утешительного – не могу, – вздохнул Льюис, поднимаясь вслед за ней.