громогласно восклицал Морс, заканчивая вторую пинту. – И все благодаря
Льюис смог понять: на этот раз он оказался в состоянии увидеть все совершенно отчетливо. В этом и заключалась для него радость работы с этим странным человеком по имени Морс – человеком, который каким-то непостижимым образом умел выбраться из смирительной рубашки обстоятельств всякого преступления и взглянуть на него как бы извне, из какой-то отдаленной точки. Вообще-то это было несправедливо! Вместе с тем Льюис был очень горд от сознания того, что он, со всеми его недостатками, служит (как сейчас) катализатором хитроумных химических реакций в мозгу Морса.
– Будете обедать, сэр?
Морс держал перед ним речь вот уже полчаса – спокойную, но страстную. Было уже 12.15.
– Нет. Сегодня свою порцию калорий я получу в жидкой форме.
– Хорошо, я думаю, что возьму себе...
– Вот! – Морс достал драгоценную двадцатку из бумажника. – В разгул не пускайся! Возьми себе сандвич с сыром и еще одну пинту для меня. – Он толкнул свой бокал через шатающийся столик. – И возьми у них что-нибудь подложить под ножку столика.
Несколько секунд, стоя у бара, Льюис глядел на своего шефа. В зале сидело еще несколько посетителей. Один из них, молодой человек, уставился с почти неприличным благоговением в стекла очков довольно простенькой молодой женщины, расположившейся рядом с ним. Он выглядит, решил Льюис, почти столь же счастливым, как и главный инспектор Морс.
Глава сорок пятая
Его пристрастие к выпивке заставило меня контролировать Асперна Вильямса некоторое время, пока я не понял простой истины: колеса нуждаются в смазке, если только подшипники не из нейлона. Он мог обходиться без смазки и оставаться неподвижным или двигаться – если мог преодолеть сопротивление.
Бодрствующая жизнь
Асперна Вильямса
В своей лаборатории доктор Лаура Хобсон приступила к заключительному отчету по результатам анализа костей из Витхэма. С этими костями она не расставалась весь уик-энд. Уже на ранней стадии исследования она заметила небольшую канавку на нижнем левом ребре: конечно, это мог быть след, оставленный грызунами, но выглядел он весьма отчетливо – небольшая V-образная отметина. Складывалось впечатление, что кто-то намеренно сделал отметку на ребре – ножом или ему подобным орудием. Важно ли это? Нет, это неправильный подход. Это
Она еще раз изучила фотографии, сделанные на месте преступления, и с легкостью определила на них ту кость, которая сейчас вызывала ее интерес. Она явно оставалась на
Морс! Она слыхала, что он весьма придирчив по части произношения и грамматических ошибок, и старалась произвести как можно лучшее впечатление. Исписав половину первой страницы отчета, она засомневалась в одном из слов и, углядев на полке у Макса словарь, проверила правописание слова 'отчетливые'.
В тот же день в управлении полиции «Темз-Вэлли» другой составитель отчетов взглянул в «Карманный оксфордский словарь» (по поводу слова «процедурный»). Орфографические ошибки встречались в трудах Льюиса не столь уж и редко, но с каждым днем он писал все грамотнее. Сейчас он оформлял результаты расследования, проведенного в Швеции, и был (как и его шеф) совершенно счастлив.
В 16.00 миссис Ирма Эрикссон негромко постучала в дверь комнаты своей дочери и внесла поднос с вареным яйцом и двумя тостами, намазанными маслом. Грипп был тяжелым, но больная чувствовала себя уже гораздо лучше. Внутреннее напряжение у нее почти исчезло.
Как и у ее матери.
В 18.45 состоялась первая – ну, хорошо, первая серьезная – репетиция «Микадо». Вы знаете, просто удивительно, сколько всегда находится местных татантов; еще более удивительно, с каким желанием, почти страстью местные таланты готовы посвятить массу времени любительскому театру, как послушно (в данном случае) они подчиняются довольно нелепым требованиям режиссера, который думает, что знает – и на самом деле знает – секреты привлечения публики, обеспечения последующих хвалебных рецензий в местной прессе, секреты расстановки наиболее талантливых вокалистов на ключевые роли и превыше всего секрет улаживания мелких склок и ревности, неизменно возникающих в такого рода авантюрах.
Три часа, сказала его жена, или около того. И Дэвид Майклс терпеливо ждал с 2.30. До дома было сравнительно недалеко – вдоль аллеи, мимо паба, затем вправо по дороге в лес – всего лишь чуть больше мили, но темнело, и он не собирался полагаться на случай, имея такую красивую жену. Талантливую жену. В прошлое Рождество она была одной из хористок в 'Обзоре деревенской жизни', но все согласились, что она заслуживает лучшей роли в следующей постановке. Вот она и получила повышение: сейчас ей досталась роль одной из трех японских девочек-школьниц. Отличная роль. Легко заучивается.
Наконец в 22.10 она появилась, и заждавшийся Майклс немедленно повез ее к 'Белому оленю'.
– Как обычно? – спросил он, когда она села на табурет у стойки бара.
– Пожалуйста.
И Майклс заказал пинту 'Лучшего горького' для себя и смесь апельсинового сока с лимонадом, известную под названием 'Святой Климент', – смесь, созданную для того, чтобы держать звонарей всего мира в состоянии постоянной трезвости.
Через час, ведя 'лендровер' к коттеджу, Майклс нащупал руку своей жены около рычага переключения скоростей и твердо сжал ее. Но она никак не отозвалась на это и потом, вылезая с либретто под мышкой из автомобиля и захлопывая дверцу, так и не промолвила ни слова.
– Все будет хорошо, да? – спросил он.
–
– О чем, ты думаешь, я говорю? О 'Микадо-о'!
– Надеюсь. В любом случае ты
Майклс тоже захлопнул свою дверцу.